Девочка знала, что могла умереть. Она не готова, хотя столько раз примеряла на себя смерть и, казалось, постоянно помнила о ней. Знала, что и с ней может случиться всякое, но когда оно случается – всегда внезапно. Значит, так надо выжечь из души впрыснутое им тление, и через смерть возвращаться к жизни…
Тяжелые дни восстановления – непривычная немощь, которая, казалось, останется навеки, и боль. Она никак не могла осознать, насколько близко подошла смерть. Не успела ощутить ее тлетворного, обмораживающего дыхания. Герои ее фантазий, сталкиваясь со смертью, меняли жизни, что-то осознавали, пробуждались от сна и начинали кое-что понимать. А как ей пробудиться к жизни?
Мы тебя любим и ждем. Она кому-то нужна, даже необходима. Что было бы с родителями, если бы медперсоналу пригодился оставленный ею при регистрации «телефон родственников»? Пусть не верится, что жизнь только начинается, но одной роковой ошибки, одной минуты промедления хватило бы, чтобы все оставить позади.
А он никогда не узнал бы.
Почти кончился май. Отцвели вишни и яблони, тюльпаны и нарциссы. Только сирень и каштаны все еще радовали глаз, а по вечерам, когда девочка выходила покачаться на качелях, вернувшись из больницы в родительский дом, еще слышалась песня влюбленного соловья…
Поэзия весны
Иришка увидела объявление о создании литературно-писательского клуба, когда шла к выходу из института после четвертой пары – уставшая и ко всему безразличная. Оно и понятно, первый курс, чтение в автобусе, сон по четыре часа в сутки и неразделенная любовь. В первом полугодии было совсем не так – перемены в жизни поначалу воспринимаются с энтузиазмом, а потом либо к ним привыкаешь, либо разочаровываешься. Тогда, в сентябре, Иришка записалась на гитару к великой радости своей подруги Маши, которая бредила созданием рок-группы при наличии ничего не умеющих музыкантов. Хоть один человек будет ученый, здорово! Но Иришка себя переоценила – гитару поставили на среду, в четыре десять. После целого дня в институте не оставалось сил идти куда-либо, кроме дома. Вяло перекусить, брякнуться на диван, а через часок приняться за домашку и провозиться с ней до полуночи. Не совсем такой представляла себе Ира веселую студенческую жизнь.
Во втором полугодии стало легче, как, вероятно, всегда бывает после первой сессии. Прогуливать стали смелее, спать – дольше, а с друзьями видеться чаще. На творчество времени хватало всегда – пусть в ущерб сну и еде, но в семнадцать лет это почти не ощущается. Иришка любила сочинять, но пока писала только стихи – прозы было мало, и та под влиянием подруги. Объявление подкупало неформальностью – приглашаем всех начинающих писателей и поэтов поделиться своим творчеством. В соседнем корпусе, абонемент иностранной литературы. Может, Машку взять? Нет, лучше сначала сходить одной. Машка смелая и нахрапистая, ей была непонятна Иришкина стеснительность. Она легко отвечала на семинарах, читала свои рассказы вслух и знакомилась с понравившимся мальчиком. Порой Ира ей завидовала – будь она такой, не мучилась бы сейчас от придуманных проблем…
То ли ранняя весна и авитаминоз, то ли переутомление, то ли переживания за объект своих грез (он ушел в академ из-за болезни) превратили Иришку из цветущей девушки в унылое бледное существо. Пробежка в больницу показала анемию, и родители всерьез занервничали. Иришка не осознавала, чем это чревато и опасений не разделяла. Равнодушно пила гранатовый сок и не замечала, как мама читает акафисты Пантелеимону Целителю. Она вообще ничего не замечала и хотела, чтобы ее оставили в покое.