Пожалуй, она права – ничего добавлять не надо, под фортепиано эти песни звучат таинственно, интимно и, как ни странно, разнообразно, хотя Надя не изощрялась в технике и в подборе аккомпанемента. Артем установил программу, подключил микрофон и записал с первого дубля одну песню.

– Я думала, будешь сводить вокал отдельно…

– Попробуем и так, в следующий раз, – он видел, что она устала, выложилась при исполнении, – ошибусь, если предположу, что эти песни мало кто слышал?

– Не ошибешься, – Надя вздохнула, – всего двое.

***

Женя корпел над сайтом, Артем репетировал с группой, готовясь к ближайшему концерту. С Надей переписывался почти каждый вечер. Когда время позволяло, читал ее стихи. Некоторые даже выпросил себе для песен. Она, казалось, потеряла счет своим творениям, не относилась к ним всерьез, не прорабатывала.

– Придешь ко мне на концерт?

– С фотиком?

– Можно.

Она ответила, что у нее не такой уж хороший объектив и фотки на длительной выдержке могут получиться размытыми.

– Не в газету же их отправлять, – набил Артем, – а на память было бы здорово.

Она пришла. Он видел ее то у сцены, то сбоку, то в проходе. Щелкала только в начале, как многие другие. А потом слушала музыку, покачиваясь в такт. К середине концерта Артем поймал себя на том, что видит в зале только ее. А она не дождалась его после. Он искал ее, но так и не нашел. Вскоре услышал смску – Надя извинилась, что ей пришлось уйти. Фотки обещала прислать, как обычно.

***

Ребята давно разошлись. Надя устроила фотосет на репетиционной базе, а потом они с Артемом загружали осветительные приборы в машину. Перетаскав их после перевозки в Надину однушку, Артем по-хозяйски включил компьютер, а Надя, уже не спрашивая, стала варить кофе.

– Не хочу сегодня ничего записывать, поиграй лучше ты, – не отворачиваясь от плиты, попросила девушка.

Артем давно оставил здесь одну из своих гитар. Он тоже не хотел ничего играть, но отказать Наде не мог. Кофе зашипел. За окном зажглись фонари. Надя включила свет только под вытяжкой, и кухню обволакивал мягкий полумрак. Он запел новую песню на ее стихи – никому из ребят еще не показывал.

– Это я что ли? – Надя рассмеялась, поставив перед Артемом чашку кофе.

Он слышал ее улыбку в полутьме. А затем – не то вздох, не то всхлип.

– Надюш, ты что?

– Ничего-ничего. Играй.

Он отложил гитару, подсел поближе к девушке. В глазах ее блестели слезы, но она упорно твердила, что все в порядке. Артем притянул ее к себе, обнял и погладил по голове. Она не сопротивлялась. Поцелуи соленые от слез, горячие и горячечные.

– Нет, Тём, не надо, не надо… – Надя высвободилась из его объятий, вскочила и подошла к окну.

Он тяжело вздохнул, откинул волосы с лица. Душно здесь, даже слишком.

– Да, прости.

Он увидел ее заплаканное лицо, отраженное в оконном стекле.

– «Вот и бою конец, отдохни от дороги. Старый мир отпусти, и покой здесь найди». Это уже я.

Она молчала. Тому, кто умел читать и слушать, ее музыка и картинки сказали все. И не было стыдно за корявую рифму и дрожащий голос.

Весна в том году наступила рано. Давно отцвела удушливая черемуха, осыпались цветки с вишни и яблони, и одуванчики явили миру задорные золотые шляпки. По вечерам пьяняще благоухала сирень, и вдохновенно пел соловей.

Майская девочка этого не замечала, потому что была влюблена. В ее душе весна только наступила, и с оглушительным треском ломались вековые льды неверия в собственную красоту и нужность. Влажные ветра приносили из неведомых краев запах перемен, которые она создала сама и пока не знала, стоило ли вмешиваться в волю провидения. Неважно – хотелось надышаться ветром, впустить в жизнь кого-то, узнать его реального, а не выдумывать о нем сказки. Она чувствовала его в этом городе, искала в толпе, но он не слышал ее безмолвного зова.