Он пришёл, преодолел барьер Разделения в тот самый день, какой прорицательные ауры и предсказывали. Потому его ждали, отправили громлинов, перебросили групповым телепортом. Из-за Пророка, что бушевал и ярился, до точки выхода добрались далеко не все, но и их было достаточно. Через них сильфиды Нижнего и Верхнего ареопагов смотрели, через них готовились принять того, кто был одновременно и великим сокровищем, и великой опасностью.

Громлины спускаются на распростёртых крыльях, крылья их – молнии, выстроенные одна к другой в ряд, и рядов два – по двум сторонам спины. Форма тела у громлинов человеческая, подобны скульптурам, вырезанным из лазурита, и вот подлетают к двум прозрачным скорлупкам, одну из которых и занимает перешедший. Охваченный синей аурой, он постоянно морфирует – то красный комок зародыша, то дитя, то взрослая особь. Наконец останавливается – фиксирует форму, фиксирует возраст.

– Мальчик, шесть лет, раса северная, – сообщают информационные ауры, информация переходит от членов Верхнего ареопага к членам Нижнего.

Человек тем временем поднимается, накреняя скорлупку, задирает голову и голова его разделяется, разлетается множеством призрачных копий. Полыхая синим, призраки врезаются в каменные тела громлинов, овладевают, и вскоре камень уже сражается с камнем. Сильфиды следят, обдумывают, обсуждают – мнения, мнения, мнения. Разделились они в тот же день, когда пророчество о переходе было услышано: одни дали тому, кто придёт, имя Освободителя, другие же нарекли Разрушителем. Первые полагали, что человек придёт исключительно для того, чтобы освободить Альфалон, соединить с остальным миром; вторые считали, что он не столько освободит, сколько разрушит. И правы, похоже, оказались последние…

Будучи главой Верхнего ареопага, или Спектра, как чаще его называли, день свой Ярмида начинала с визита к прорицательным аурам. Отправилась и сейчас, следуя от одной энергоячейки к другой. Ауры представляли собой различной сложности энергопульты, располагались не только в Скинии, но и по всему Альфалону. Прорицательные были при этом одними из самых важных – нависая сетью над жерлом вулкана, собирали идущую от него информацию, перерабатывали, являли в доступном виде. От сегодняшней проверки Ярмида ничего особенного не ждала, ибо день равноденствия, а в такие дни Пророк, как правило, дремлет. Так оно и оказалось – дремал, а значит и прорицания об одних лишь пустяках. Но Ярмида и пустяки тщательно проверила, лишь после этого в ареопаги отправились отчёты.

Лучше всего Верхний ареопаг, или Спектр, виден с луча Ваффы, откуда и правда предстаёт большим радужным пятном. Наблюдай за ним кто сейчас, да ещё с фильтром, предназначенным уловить одну, и только одну сильфиду, увидел бы череду росчерков, собравшихся затем сплошной молнией – то и была Ярмида. Как только закончила с отчётами и вернулась на линию, почувствовала, что истощилась, потому проследовала на обратном пути через ячейку усиления, и ячейка отдала заряд, наполнила искрами силы. Куда же теперь? Может, в Стигму, главный город западного луча, где содержится человек с двумя именами, Освободитель-Разрушитель? А почему бы и нет, почему бы не испытать в очередной раз волю свою искушением? И от Скинии к Стигме протянулась молния перехода.

Схватка продолжается, длится: к месту появления Освободителя-Разрушителя отправлена уже третья группа громлинов, но не справляются. Значит, пора вмешаться самим сильфидам, время пришло. Отряды, рассчитанные на подобный случай, были подготовлены сразу, лишь ждали приказа, и вот приказ отдан. Расположение у отрядов опасное, почти у самого массива, но здесь же и наиболее удобное место для передачи, укреплённое со всех сторон громлинами. Способные манипулировать гравитацией, пегасии принимаются за создание коридора, защищённого от ментальных искажений; тела их при этом меняются – то вырастают до невероятно огромных размеров, то сжимаются в точку. Вулкан же Пророк отзывается ещё большим количеством лавы и пепла, ещё большим числом молний, особенно опасны из которых шаровые, долетающие и до лучей Альфалона. Вот одна из таких молний как раз коснулась пегасии, лизнула кожистое крыло и покрытое чешуёй тело, и пегасия исчезает. Те же, что были с ней в связке, успевшие сократиться до точки, схлопываются в ничто, в пустоту, как будто и не было. На самом деле каждая такая точка – своего рода прокол, червоточина, готовая в любой момент распахнуться пастью, жадно сосущей материю. Потому на помощь приходят корпускулы, для которых подобные «истончения» хорошо различимы. Постоянной формы у этих переродившихся сильфид нет: то рой частиц плазмы, то световой силуэт, то растянутое, подобно змее, силовое поле. Как только все «истончения» запечатаны, готов, наконец, и коридор, и готовы, конечно же, те, кто им проследует – андрогинии. Этих сильфид Разделение изменило, наверное, больше всего: тело у них человеческое, но в одном совмещено два, мужское и женское. Соединены они, как если бы сплавили спинами: мужчина с одной стороны, с другой – женщина; голова при этом одна, но с двумя лицами, руки и ноги без труда оборачиваются как в одну сторону, так и в другую.