Ночь на 22 июня была влажная и удушливая. Из-за этой накопленной за день не желающей спадать жары Моисей не спал, не шевелясь, молча глядя в потолок, когда неожиданно в 4:30 утра пронзительно взвыла сирена. Выла она надрывно и упрямо. Потом, как-бы захлебнувшись, вдруг ненадолго умолкла. Моисей подскочил на кровати, толкая жену в плечо: «Что это? Что это было? Что бы это всё могло значить?» – стал задавать он вопросы в темноту, абсолютно не ставя перед собой задачу моментально услышать какой-то вразумительный ответ. Сирена завыла опять. Теперь уже более настойчиво и подольше. Судя по усилившемуся вою разных тональностей, было понятно, что к ней присоединились ещё несколько сирен. Сомнений быть не могло, в городе что-то случилось из ряда вон выходящее. К утру, ровно в 6:00 по радио сообщили, что «фашистская Германия, вероломно и без объявления войны, напала на СССР, одновременно перейдя границы сразу в нескольких отдалённых друг от друга районах страны».

Нападение Германии на Советский Союз для большинства народов страны оказалось неожиданным и, как сообщало в первые дни правительство, «вероломным» шагом. Очень быстро стало известно, что Германия напала без объявления войны, нарушив договор 1939 года, гласивший о ненападении между двумя странами. Атаки произошли сразу и одновременно с нескольких географически отдалённых территорий, благодаря присоединившимся к Германии Румынии и Финляндии. Развязанная война вмиг перевернула всё и вся с ног на голову чуть ли не в каждой семье советского человека. Коснулась она, конечно, и нашей семьи.

– Откройте дверь, – внезапно прокричал взволнованный нервный голос, сопровождающийся таким же нервным и громким стуком.

В воскресенье 22 июня, ровно в полдень, Филипп стоял у двери квартиры родителей, расположенной на пятом этаже дома ул. Подбельского, левой рукой захватив круглую, величиной в небольшое выцветшее от солнца когда-то жёлтое ядро дверной металлической ручки, правой нанося удары в массивную дверь мягкой частью сжатого кулака. Дверь почти моментально открылась. На пороге выросла мама Филиппа, Ольга. Бледная, с испуганными вопросительными глазами, в руках она держала передник, то ли забыв надеть его, то ли успев снять, спеша открыть ему дверь.

– Сынок, какой ужас! Какой ужас! Что теперь будет? Я просто ума не приложу, – запричитала она тут же, пропуская сына в комнату, прикрывая за ним дверь.

– А где папа?

– Он пошёл на работу выяснить обстановку. Сказал, что скоро вернётся. Я жду его с минуты на минуту. Девочки уже звонили. Они тоже едут сюда. Что же будет, сынок?

Вопрос повис в воздухе. Филипп не отвечал. Он был сам растерян и с нетерпением ждал прихода отца. В свершившемся одному было не разобраться. Прошло не больше часа и вся семья была в сборе. Замужние сёстры пришли с детьми на руках, каждая по-своему растерянная. Мужья остались дома. Вскоре появился дед. На вид он был спокоен, хотя скорее всего спокойствие это было напускное, больше для окружающих родных. Вероятно, именно поэтому он начал с того, что предложил всем пообедать и уж затем обговорить произошедшее. Этим он как бы давал понять, что пока никакой катастрофы не видит. Взрослые сели за стол, детей расположили рядом на полу, покрытом небольшим ковриком.

Семья молча ела традиционный борщ, сидя за большим кухонным столом.

Пустые тарелки даже не убирали.

– Ситуация, конечно, сложная, – начал дед. – Давайте постараемся разложить всё по полочкам. Война есть война. Мы с мамой одну уже пережили. Переживём и эту. Это, так сказать, обобщающая канва. На самом деле каждый из нас пройдёт предстоящие события сугубо индивидуально, независимо от подготовки и предупреждений. Это называется судьбой.