Тут не строили общежитий, потому что в университете не было привычной студенческой жизни, как в Англии или Америке. Студенты учились по домам и приходили к профессорам на консультации в договоренные сроки. Те читали лекции, которые студенты могли безнаказанно пропускать. Им надо было являться только на экзамены. Гектор Адонис считал такую систему порочной в целом и дурацкой в частности, по отношению к сицилийцам, которые, по его убеждению, нуждались в педагогической дисциплине гораздо сильнее, чем студенты в других странах.

В окно, похожее на окна в соборах, он наблюдал ежегодное паломничество мафиози со всех провинций Сицилии – те съехались походатайствовать перед профессорами за своих протеже. При фашистском правлении мафиози вели себя осторожнее, стараясь держаться в тени, но теперь, при попустительстве восстановленной американцами демократии, они поднимали головы, словно дождевые черви, вылезающие из влажной земли, и возрождали старые порядки. Нужды осторожничать больше не было.

Мафиози, «Друзья друзей», предводители мелких деревенских кланов со всей Сицилии, одетые по-праздничному, являлись, чтобы просить за студентов – сыновей богатых землевладельцев, своих друзей, которые провалили экзамены и могли остаться без диплома, если не будут предприняты решительные действия. Диплом имел огромное значение: как иначе семьям избавляться от сыновей, лишенных амбиций, бестолковых и бесталанных? Их же придется кормить потом всю жизнь! Зато с дипломом – пергаментной грамотой, выданной университетом, – эти бездари могли стать учителями, докторами, членами Парламента или, если совсем уж не повезет, мелкими государственными чиновниками.

Гектор Адонис пожал плечами: он утешался историей. Его обожаемые британцы на пике величия своей империи доверяли целые армии таким же необразованным сынкам богачей, которым родители купили военный пост или командование боевым кораблем. Тем не менее империя процветала. Да, эти полководцы могли запросто обречь своих людей на бессмысленную бойню, однако гибли и сами, ведь храбрость считалась одним из императивов их класса. Смерть, по крайней мере, решала проблему с некомпетентными и бесполезными вояками, которые не висели больше на шее у государства. Итальянцы не были ни столь рыцарственны, ни столь практичны. Они любили своих детей, приходили к ним на помощь в сложных ситуациях, а государству предоставляли самому заботиться о себе.

Из своего окна Гектор Адонис заметил по меньшей мере трех мафиози, бродящих по округе в поисках намеченных жертв. Они были в матерчатых кепках и кожаных ботинках, а вельветовые пиджаки несли переброшенными через руку, поскольку на улице было еще тепло. Все тащили корзины фруктов или бутылки с домашним вином в бамбуковой оплетке – подарки профессорам. Ни в коем случае не взятки, а лишь знак вежливости, лекарство от испуга, поднимавшегося у преподавателей в груди, стоило им завидеть незваных гостей. Большинство профессоров были уроженцами Сицилии и понимали, что отказать в просьбе никак не получится.

Один из мафиози, одетый так картинно, что вполне мог бы выйти на сцену в «Сельской чести»[3], уже вошел в здание и поднимался по ступеням. Гектор Адонис, сардонически ухмыльнувшись, приготовился разыгрывать привычную комедию.

Этого человека он знал. Его звали Буччилла; тот владел фермой и разводил овец в городке под названием Партинико, близ Монтелепре. Они пожали друг другу руки, и Буччилла протянул профессору корзинку, которую принес с собой.

– Столько фруктов у меня падает на землю и портится, – сказал он, – что я решил: отнесу профессору немного.