Она убрала руку от горла, и я увидела следы от пальцев на молочно-белой коже.

— Десять лет назад моя подруга увела у меня Шведа. Хотя, как увела... Он сам всегда делает выбор... В общем, она залетела сука от него, — процедила Анна, глядя прямо перед собой, словно она вновь переживала то событие. — Она была на седьмом месяце, когда явилась в моё агентство.

Анна смеётся – снова истеричные нотки проскальзывают в её голосе и на глазах образуются злые слёзы. Солёная вода дрожит на ресницах, но не срывается. Саррэ изящно смахивает влагу и продолжает:

— Катя пришла позлорадствовать. Эта дрянь думала, что раз залетела от Шведа, что родит от него ребёнка, то получит его себе навсегда. Она думала, что выйдет за него замуж. Она мечтала о том, кого невозможно заполучить. Это как мечтать обнять огонь. Обнять-то можно, но сгоришь.

Я хмурилась и слушала её гнилую исповедь.

— Но Швед и думать не думал брать эту шлюху в жёны, — продолжает Саррэ. — Я знаю, он просто ждал рождения дочери. Он желал, чтоб ребёнок родился здоровым. Оттого и обеспечивал дуру всем необходимым, выполнял её тупые капризы. После родов он просто бы забрал дочь себе, а Кате дал бы пинка под зад и немного бабла, чтоб отвалила и забыла. Или убил бы её. Он может. Об этом я ей и сказала. Дура, не поверила. Начала истерично визжать, что я просто ей завидую и мечтаю оказаться на её месте…

Она выдохнула, и на её лице отразилась гримаса ненависти, но тут же сменилась горечью, в глазах застыло сожаление. Она тряхнула головой и прошептала:

— Катя стояла спиной к лестнице. И я… Я так сильно разозлилась… Просто подошла и толкнула.

Она резко дёрнула голову и взглянула на меня в упор. Мол, смотри, я способна на убийство.

Глядя мне в глаза, чеканя каждое слово, налитое тяжестью, она произнесла:

— Её шанс на жизнь со Шведом и их маленькой дочуркой умер в тот самый миг, когда она полетела с лестницы. Она нелепо махала руками, как мельницами. Пыталась ухватиться за меня. Но я сделала осознанный шаг назад. Я смотрела на её смерть, Яна. Я слышала, как хрустнула её шея. Видела, как под ней образуется лужа крови. Знаешь, когда крови много, она, оказывается, имеет такой необычный цвет – не просто тёмный красный, а глянцевый красный.

— Ребёнок погиб... — прошептала я.

— Да, — усмехнулась она. — Знаешь, сейчас бы я не стала её убивать. Я жалею об этом не потому что мне жаль Катю и ребёнка. Мне жаль, потому что я лишила себя удовольствия наблюдать, как рушатся её розовые мечты. Она бы страдала, когда Швед отобрал бы у неё дочь, и тогда Катька приползла бы ко мне побитой псиной, умоляя о помощи и поддержке. И сейчас я не была бы у него в вечных должниках, а эта сука не стала бы грёбаной мученицей!

Последние слова были пропитаны желчью и ядом. Ненавистью, которая разъедает её изнутри, выжигает всё доброе и хорошее, что может ещё жило когда-то в ней, хотя… у такой как она сучьей дочери вряд ли было что-то доброе в душе. Злая, алчная, с непомерной гордыней тварь.

Мне стало противно просто находиться рядом с ней.

Пользоваться её услугой?

Да на хер она мне нужна!

Мерзкая-мерзкая баба!

Зачем Швед отдал меня этой гадине? Решил проверить?

Сознание тут же наполнилось сомнениями, вопросами, растущим любопытством и желанием понять его поступок.

Если эта тварь больная на всю голову, в чём я ни капли не сомневаюсь, то, что ей стоит убить меня? Или кого-то ещё, приближённого к Шведу?

Почему он доверил ей меня?

Беспечность?

Вера в её искупление?

Ха! Даже я в подобный бред никогда не поверю. Швед подавно.

На ней явно есть поводок. Только что им является? Или кто?