– Поляки меня на трон не захотят, – замахал своими медового цвета волосами Собесский, – они ревнуют нас.

– Ну, почему же? Ягайло ведь короновали!

– Это было давно. Сейчас все по-другому.

– И вот, чтобы поляки не артачились, Богуслав решил надавить на них через Ежи Любомирского.

– Этого сумасброда?

– Не говори так о нем. Этот сумасброд, согласись, имеет большое влияние и связи у польской шляхты, а также заграницей. Он на короткой ноге с Австрией и Брандербургией. Он в свое время спас Яна Казимира!

– Это верно, – согласился Собесский, – но разве будет Любомирский на нашей стороне? Он ведь единственный, кто заступился в свое время за Яна Казимира, когда все в Польше присягали Карлу Густаву. И я тоже присягал! Он же… – Постой, – перебил Михал друга, – Ежи честный человек, как мне кажется! Он помог Яну Казимиру, когда тому было нелегко. И я за то ему очень благодарен. Тогда он оказался единственным правым. А вот теперь он уже напротив все больше удаляется в оппозицию Яну Казимиру, считая, что мой крестный зажимает золотые вольности польской шляхты. Ежи ведет себя, согласись, честно, протестуя и против французской ориентации нашего короля. Это мне тоже в нем нравится, ибо и мне не по нутру идея посадить француза на нашем троне. Только вот я молчу, а Любомирский открыто протестует!

Ян Собеский кивнул, не имея ничего возразить Михалу.

– Но каким бы честным и принципиальным не был Любомирский, – Михал затворнически огляделся, – нам нужно ему заплатить, чтобы он начал работу по продвижению твоей кандидатуры у ляхов вместо французского кандидата. Ты ведь для поляков почти свой! И для русских – тоже.

– Да, но… разве ты не слышал? В Варшаве собираются подавать в суд на Любомирского.

Михал удивленно поднял брови. О том он ничего не слышал.

– Значит, король наносит ответный предупреждающий удар? – разволновался он, думая, что не зря предупреждал Богуслава не связываться с Любомирским. Но отступать было уже поздно.

– Ну, что ж, тогда нам надо действовать быстрее! – не то спросил, не то утвердительно сказал Михал.

– Сколько захочет Любомирский? – задумчиво поглаживал висячие усы Ян Собесский.

– Много. Богуслав предлагает сумму разделить. Половину мы, а половину – ты.

– Эх, любый мой братко, у меня сейчас и боратинки за душой нет! – сокрушенно развел руками Галицкий князь.

– Я могу тебе занять.

– И сколько будем платить? – Богуслав хочет десять тысяч злотых. Это с обоих сторон. Ты – десять, и мы – десять, – заговорчески понизив голос и воровато оглядываясь продолжал Михал.

– Ого! – выпучил глаза Собесский. – Так много?

– Богуслав считает, что это даже мало. Он предлагает еще по два раза столько же заплатить Любомирскому, когда он все проделает, и тебя изберут на трон.

– Ну, тогда можно будет, – согласился Собесский, задумчиво поглаживая усы, – но… а почему я? Почему не сам Богуслав или ты?

– Ну, любый мой Янка, сам пойми, – усмехнулся Михал, – кто в Польше проголосует за Богуслава?

– Это верно, никто, – кивнул Ян, – ну, а ты сам? Тебя же все знают и любят побольше моего, это уж точно!

– Я… я не готов к трону. Тем более, что Радзивиллы, как правильно сказал Богуслав, должны не сидеть на троне, а стоять рядом с ним.

– Верно, – Собесский озарился улыбкой, – я тебя сделаю тогда своей правою рукой! Будем вместе кировать!..

Услышав краем уха разговор о проблемах в Литве, к Яну Собесскому и Михалу Радзивиллу приблизился шотландский инженер Майкл де Толли, нанявшийся на литвинскую службу еще при Януше Радзивилле.

– Я услышал, вы рассуждаете о короле? – улыбался высокий худой шотландец.

– Нет, просто болтаем, – пытался отговориться от него Собесский, но де Толли лишь хитро прищурился: – Я знаю, вы литвины все недовольны Яном Казимиром и поляками. Еще Януш Радзивилл хотел отделиться от Польши, и все правильно делал, между прочим.