Был ранний вечер. Йонатан, как обычно в наушниках, сидел возле одинокого дерева во дворе “Принца”. На круглом столе перед ним стояли кружка с травяным сбором и блюдце с шоколадным шариком, лежала пачка табака с фотографией гнилых зубов и пепельница, полная окурков. Он сосредоточенно облизывал край папиросной бумаги.

Габриэла подошла к его столу.

– Ты вернулся, – констатировала она очевидное, вместо того чтобы спросить, куда, черт возьми, он исчезал на целый месяц.

– О! – Он поднял взгляд. – Габриэла. – Голос подозрительно дрогнул. – Ну садись. – И указал подбородком на стул перед собой. – Что ты тут делаешь? Я думал, ты читаешь только Моцарта и всё такое.

– Смешно, – сухо сказала она.

Ей не захотелось объяснять, что зашла она в букинистический в поисках редкой книги стихов – единственной книжки ее бабушки.

– Надолго ты пропал.

Ему необязательно знать, что она считала дни. Его не было ровно тридцать семь дней.

– Ага, – согласился он, и этот огрызок ответа впился в нее как личное оскорбление.

Когда она садилась, ее серый свитер зацепился за ржавый гвоздь, торчащий из ствола дерева.

– Вот же уродский свитер, – вырвалось у нее. Йонатан услышал и не ответил.

Музыка в кафе была издевательски веселой для такой странной встречи.

– В классе сказали, что ты за границей, у отца.

Он кивнул и выпустил струйку белого дыма.

Несколько мгновений Габриэла набиралась смелости, потом сказала:

– Странно, что ты не написал мне ни слова.

– Ну да… Я был без телефона. Забыл его дома, как идиот.

– Ой, ладно! Отец что, не купил тебе новый?

– Он умолял, но я не захотел. (Ей показалось, что зубы пляшут у него во рту.) Было прикольно избавиться от этой гротескной железяки.

У кого угодно это было бы дешевой отговоркой, но от Йонатана прозвучало очень даже логично. Габриэла решила, что правильно поступила, когда не отправляла ему написанные сообщения, особенно злобные. Башня обид, которую Габриэла строила больше месяца, вмиг рассыпалась.

– Интересный эксперимент получился, – продолжил он. – Ты не можешь поговорить ни с кем, если он не прямо перед тобой. Кому вообще нужна эта хрень, которая нон-стоп в прямом эфире сообщает всем, где ты находишься и с кем разговариваешь? Ты вообще понимаешь, что любой начинающий хакер может посмотреть все, что мы когда-либо забивали в строку поиска, или разглядывать нас через камеру на телефоне даже в самые интимные моменты.

Габриэла всеми силами старалась не представлять себе, что именно Йонатан имеет в виду. Интимные моменты, боялась она, не включали плоских карлиц в маечке и с виолончелью. Хотя кто знает…

“Поздравляю, Габриэла, – разозлилась она на себя, – ты достигла нового дна. Кто вообще сказал тебе, что Йонатан смотрит такие вещи? Да все смотрят”, – ответила она себе, но тут же поняла, что “все” – уже достаточно веская причина для Йонатана не делать этого.

Он разразился антиутопической речью о людях, которые вживляют себе под кожу чип. А она тем временем пыталась понять, что в нем изменилось. Волосы немного отросли, побледнел. Где он был? На Северном полюсе? В Трансильвании? В криокамере?

– А где именно ты был?

– За границей.

– Заграница большая. Уточни локэйшн!

Она использовала чужое слово, чтобы вопрос прозвучал непринужденней.

– Хотите заказать? – спросила длинная официантка в короткой кофточке.

– Я возьму… как у него.

– Травяной сбор и шош? – уточнила официантка.

– Да, спасибо, – ответила Габриэла.

Так она узнала, что входит в чайный сбор и что шош – это сокращенно “шоколадный шарик”.

Ей ужасно хотелось поговорить. Но сначала у нее не было ни одной идеи, что сказать, потом слишком много идей, и она молчала, пока официантка не вернулась с заказом.