Кривицкие приехали в город в восьмидесятых и сперва жили в другой общаге. Потом получили квартиру от пищекомбината, где дядя Коля трудился технологом. Тётя Оля работала в районо специалистом. Они долго не могли завести детей, оба лечились, но безуспешно. После банкротства комбината дядя Коля начал выпивать. Потом продали квартиру и уехали в Саратов. Через год вернулись в город и устроились в коммунхоз. Им дали комнату в нашей общаге. Тётя Оля ходила по домам и квартирам и сверяла показания счётчиков, дядя Коля крутил баранку мусоровоза.

– Нам здесь больше нравится, чем где-либо, – говорила на кухне тётя Оля. – Моя родня живёт на Ставрополье. Звали нас, но нам и тут хорошо. Тихо, спокойно.

По общему мнению, дядя Коля выпил лишнего и сорвался. Полиция не обнаружила криминала. Через день сосед, хромая, вернулся домой. Вечером он вышел подышать свежим воздухом. Выглядел мрачно и сильно осунулся. Ни с кем говорить не хотел. К утру ни с того ни с сего его сердце остановилось.

Тётя Оля не могла поверить в случившееся. Она бросалась на вызванных врачей, поцарапала Друмова, кричала, швыряла предметы. Её скрутили, сделали укол и увезли в больницу.

На похоронах дяди Коли она не присутствовала, поскольку находилась в лечебнице. В последний путь его проводили соседи и бывшие коллеги с пищекомбината.

Тётю Олю мы больше не видели. В больнице ей стало хуже, она потеряла память. Позже её забрали родственники и, говорят, по большому блату оформили в стардом в другом городе.

Комната Кривицких теперь тоже стояла закрытой и ждала новых хозяев.

Участковый Друмов уже ничему не удивлялся и обречённо оформлял документы о смерти очередного жильца общаги.

– Эх, Коля, Коля! – вздохнул в курилке Саня Святкин. – Не доиграли мы с тобой партеечку. Хороший ты мужик был, земля тебе пухом.

Баба Саша Михеева из второй комнаты пожалела тётю Олю:

– Никому не нужна осталась, бедняжка. Ни детей, ни друзей. Не дай бог так к концу жизни одной куковать.

У самой бабы Саши единственный сын в девяностых умотал в Германию и про мать забыл напрочь. Бабка сильно скучала, втихаря плакала.

Обстановка в бараке была невесёлая.

Спустя несколько дней сосед дядя Дима Исаков утром не вышел покурить. На стук в дверь он не отвечал. В панике жители без вызова полиции вломились к нему в комнату и нашли его на полу с открытыми глазами.

Судмедэксперт сказал, что сосед умер быстро, не мучился. Якобы тромб. Крепкий пенсионер – дядя Дима не пил, круглый год ходил на рыбалку, мог подтянуться на турнике пять раз и не устать. И вдруг ни с того ни с сего – тромб.

Исаков раньше работал на маслозаводе. До переезда в наш город успел поколесить по разным губерниям. К старости его потянуло на малую родину, но посёлок, где он родился и вырос, давно исчез с карты. Поэтому Дима осел неподалёку, устроился на работу и получил комнату в общаге.

Проводить его в последний путь пришла целая делегация с маслозавода. Сосед оставил о себе хорошую память.

– Дядя Дима был одновременно женат на двух тётках, – рассказывал про него Лёшка. – Уникальный мужик. Как он всё успевал?!

Я сперва не верил в эти байки. Потом втихаря уточнил в загсе, как такое могло быть. Оказалось, сразу две женщины в соседних регионах, правда, через разные суды и в разное время, установили факт брачно-семейных отношений с Исаковым. Подобные ситуации иногда случались. Причём период их двойного сожительства совпадал чуть ли не до дней. Дядя Дима гордился успехом у слабого пола. А вот своих детей официально у него не было.

– Может, родись у Димы сын или дочка, он бы и остепенился, за ум взялся, – горевали за Исакова соседки.