– Ну, хорошо, – согласился он по их истечении, – As a teacher I can give couple of lessons, but it`s so few time to Moscow. (Я, как учитель, могу, конечно, дать пару уроков, только до Москвы так мало времени. /англ./)
– Ох! – проповедник уверенно махнул рукой, – I`m ready to use every минутен (Я готов использовать каждую «минутен». /англ./).
– Каждую минуту, – поправил Густав.
– Ми-ну-ту… – заворожено протянул ученик, вытаскивая из сумки русский разговорник – Мы… этот… праз-доно-вать, right?– сказал он, наблюдая за одобрительным кивком Густава, – Пить… водка, водка, водка again! – бормотал он, перелистывая страницы разговорника, но, так и не обнаружив, что хотел, закончил, – Пить the red wine! …(праз-дно-вать), правильно?… (водка, водка, водка) опять!.. (Пить) красное вино /англ./)
И, все еще радостно переживая обретение нового друга и репетитора, направился в буфет за разбавленным валютным портвейном.
Неизвестно, почему принято считать, что судьба делает подарки людям только в рекламных брошюрах казино? Ведь то, что происходило в этот момент в таллиннском аэропорту, в присутствии многочисленных, хотя и занятых своими делами свидетелей, иначе, как подарком судьбы, и назвать-то было нельзя. Как будто мысли Густава Сирманна о чудесном решении проблемы материализовались.
Еще несколько минут назад он только и думал о том, каким образом он провезет с собой заветный пакет через надежно охраняемую (правда только с эстонской стороны) государственную границу? И чем ближе подходила процедура таможенного досмотра, тем менее спокойно становилось у него на душе. Может, они уже все рассчитали, может, его только и ждут на таможне, чтобы взять с поличным, может, каждый второй в этом зале ожидания – переодетый сотрудник доблестной таллиннской полиции?
Но вот, пожалуйста! Такой верный шанс! Судьба совершенно четко повернулась к Густаву передом, а к камерам хранения задом.
В его распоряжении была буквально минута-другая, не больше: пока Пюйкенненн навалившись на стойку, объяснял буфетчице, что ему нужно. Глянув на спортивную сумку и огромный матерчатый чемодан на колесах, которые были составляющими финского багажа, Густав сделал выбор в пользу чемодана и двумя руками придвинул его к себе, рядом поставил свой дипломат. Обернувшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, он нагнулся, щелкнул замками и торопливо стал расстегивать молнию. Отогнув верх, он увидел, что внутри в три-четыре ряда лежали, краснея обложками с желтым тиснением, Библии, судя по названию, переведенные на русский. Выдернув одну, Сирманн понял, что весь чемодан забит этим высоко ликвидным миссионерским продуктом. Запустив руку глубже и зацепив пальцами еще одно Священное писание из второго ряда, он вынул и его и заметил внизу какой-то потрепанный старинный экземпляр, усыпанный разноцветными стекляшками. Очевидно, это было из бабушкиных запасов – то, что всегда благообразные проповедники берут с собой в дальние края, как талисман. Густав быстро приподнялся – у буфета было все по-прежнему: Пюйкенненн махал руками на девицу, которая крутила пальцем у виска.
Эстонец вернулся к своему занятию и, уверенно открыв дипломат, вынул оттуда достаточно тяжелый пакет, обернутый в красную подарочную бумагу и несколько раз перевязанный скотчем. Бросив на его место классику еврейской литературы, он склонился над чемоданом и попытался вдавить пакет в освободившееся место. Туда он помещался с трудом, поскольку оказался чуть больше, чем книга, хотя следовало признать невероятно удачным стечение обстоятельств, при которых размеры столь разных предметов оказались почти равнозначны. Впрочем, так всегда бывает, когда чрезмерно торопишься: пакет лез туго и Густав вбил его вовнутрь, сверху придавил все это Библией верхнего ряда и, мысленно моля о том, чтобы план сработал… вжик!.. застегнул молнию. Щелкнули замки, и уже через мгновение чемодан откатился на прежнее место, а Густав уже более спокойно поднял дипломат на колени и аккуратно поправил свой экземпляр праведной книги, затем, восстанавливая сердцебиение, прикрыл крышку.