На них зашикали со всех сторон. Мелодично перебирая струны, Агния запела тихим и спокойным голосом:

– «Не уходи, побудь со мною,

здесь так отрадно, так светло.

Я поцелуями покрою уста, и очи и чело.

Побудь со мной, побудь со мной!

Не уходи, побудь со мною,

я так давно тебя люблю.

Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю…»

Пальцы её спокойно перебирали струны, тихий голос задушевно пел. Огонь в печке весело потрескивал, аккомпанируя исполнительнице.

– «…Пылает страсть в моей груди,

восторг любви нас ждёт с тобою,

не уходи, не уходи!»

Агния закончила петь, и прижала струны рукой. Обвела взором притихших и задумчивых слушателей.

– Всё это конечно, хорошо: любовь там, и всё такое прочее… – поднялся Коля, – но вот как-то за душу не берёт!

Сидящие вокруг шумно запротестовали:

– Огонёк, не слушай ты этого крокодила сиамского! Хорошо ты поёшь!

Андрей же, нахмурив брови, решительно лапнул Кольку за ремень и рывком подтянул к себе.

– Да не, мужики! Я не об этом, – силясь перекричать остальных, объяснял свою позицию Колька, и одновременно пытаясь отпихнуться от Андрея, – я ж не об этом!! – для убедительности он взялся рукой за ворот своей гимнастёрки, – я о том, что песня женская… ну, про поцелуи там, про страдания девичьи.

– Да пошёл ты к чёртовой бабушке, знаток! – заголосили все хором, но вразнобой.

– Я о чём? – не унимался старший сержант Никишин, – песня-то хорошая, слов нет, но! – он поднял палец, – дореволюционная. И не отвечающая нынешним запросам обчества.

– Да заткнись ты, искусствовед! – его сзади дёрнули за ремень, насильно усаживая на скамью.

– Огонёк! – перекрикивая поднявшийся гвалт, он обратился к сидящей с гитарой в руках Агнии, – ты не обижайся, а лучше исполни-ка нам что-нибудь этакое, – он пошевелил пальцами, – вот чтобы душа сначала развернулась, – он развёл широко руки,– а потом свернулась.

И он свёл свои волосатые ручищи обратно, обхватив себя руками, натурно показывая, как, по его мнению, должна свёртываться душа.

– Вот скажи, Огонёк, ты не про этих там девиц старорежимных, а про лётчиков песню знаешь?

– Ну, может, и знаю… – усмехнувшись, дёрнула Агния плечиком.

– Во-о-от! Про это и спой! Короче, про нас, про лётунов! Ну, в смысле, не только про лётчиков, – он обвёл взглядом всю компанию, – а вообще про всех летунов – поправился Колька, – и про бортстрелков тоже. Ну так сможешь? Но только чтоб вот за душу, вот так вот, – он стиснул у горла кулак, – чтоб взяло? Спой, Огонёк, а?

– Песню про лётчиков… – в раздумье спросила Агния. Некоторое время она, как будто в нерешительности, кусала уголок нижней губы, и перебирала пальцами струны. Все терпеливо ждали, сзади кто-то потихоньку шушукался.

– Ну, хорошо! – было видно, что она, наконец, приняла какое-то трудное для неё решение, – спою песню. Про всех нас. Про лётчиков. И про бортстрелков тоже. Куда же нас девать, горемычных?

– Во-о-от! Так держать! Давай начинай! – со всех сторон посыпались ободряющие возгласы.

Она обвела всех взглядом, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. Кашлянула, настраиваясь на нужную волну.

– Эту песню я слышала в одном месте… её пел один человек. И пел очень хорошо, под гитару пел. Не знаю, получится ли у меня так же, как у него: я-то на гитаре не очень… Да и в женском исполнении эта песня, думаю, будет хуже звучать. Голос у меня не тот. Там… по-другому надо петь.

– Да о чём ты говоришь?! Ты же бортстрелок, летаешь и воюешь, как все! Значит, споёшь, как надо! – зашумели хором, – И голос у тебя подходящий! Да давай уже, пой, не томи!

Она поставила правую ногу на перекладину рядом стоящей скамейки, глубоко вздохнула, закрыла глаза и пальцы её вдруг резко ударили по струнам…