Она неожиданно сильно и решительно оттеснила его от шайки с тёплой водой, бросила туда кусок мыла. Обернулась на топтавшегося в нерешительности сзади неё Чудилина и сильно толкнула его попой:

– Иди давай! С женскими делами я и без тебя справлюсь.

– Хорош толкаться-то! – возмутился лейтенант, – и куда я в трусах на улицу пойду? Холодрыга!

– Навязался на мою голову! Ну, не ходи на улицу! У тебя и в доме есть чего делать! Вон, – она ткнула пальцем в сторону стола, – одна нога у стола сейчас отвалится. Я, что ли, должна её на место поставить? Вот и сделай!

Чудилин отошёл, похмыкал, бурча себе под нос:

– Навязался…. Это ещё неизвестно, кто к кому навязался! – и взяв в руки молоток, пошёл чинить стол.

– Я всё слышу! – послышалось из-за спины.

Но лейтенант бег мыслей удержать уже не мог: «борт-стрелок, бля…. Командира не слушает, каково, а? Засранка… мать твою…».

Ответка прилетела мгновенно:

– Засранка, значит?! Я тебе! – она резко лягнула ногой, метя треснуть его каблуком своего сапога. Вместо этого, тяжёлый кирзач, не удержавшись на её босой маленькой ноге, слетел с неё и упал на пол рядом с Чудилиным.

– Да ты охренела! Бунт на корабле?! – уже не по-детски вскипел лейтенант.

– А не надо такие слова про меня думать! – обиженно надулся ангел, – дура-а-ак! Отдай мой сапог!

Она стояла у шайки с грязной замоченной формой, и сердито смотрела на него через плечо. Лейтенант поднял с пола сапог и шумно и зло сопя, набычившись и широко расставив ноги, стал перебирать в голове всевозможные способы наказания строптивой девчонки. Вариант надрать ей жопу ремнём показался ему самым подходящим…

Точно! Именно, что надрать! Достала уже!

Рука сама собой уже потянулась к ремню, висевшему на спинке кровати. Он на мгновение поймал её взгляд. В нём читался ужас и отчаянный вопрос: «Неужели ты на ЭТО способен?!».

Из Чудилина как будто вышел весь воздух – он сдулся, поник плечами, брови, сведённые к переносице, встали на своё обычное место. Стало нестерпимо стыдно. Блуждая потерянным взглядом, он посмотрел на её маленькую босую ногу. Агния её зябко поджимала, не желая ступать ею на холодный пол. В её глазах тоже отражалось раскаяние. Она тихо произнесла:

– Андрей, я больше не буду, отдай сапог, ну по-о-ожалуйста! – протянула она.

– Ну ладно, но больше так не делай! – Андрей подошёл к ней и надел ей сапог на ногу.

Но червячок самолюбия никак не хотел отпускать… «Истеричка» – подумалось в голове.

– А ты больше не говори такие слова про меня! И не думай тоже – я ведь всё слышу, понимаешь? – она откинула мокрыми руками прядь волос со своего лба. – И не истеричка я! Мне просто обидно!

– Ладно, мир, – нехотя согласился Чудилин, и пошёл приделывать к столу отвалившуюся ножку.

Некоторое время тишина разбавлялась только стуком молотка да жмаканьем мокрой формы в шайке.

Через четверть часа она поставила перед ним шайку с постиранной формой:

– Поможешь отжать? А то у меня сил не хватит. Давай, я с этого конца, а ты с того…

Чудилин отобрал у неё всё, что она постирала, и быстро отжал всё это сам, мотивировав свой поступок просто:

– Если я закручу с одного конца – ты же второй не удержишь. Я ж тебя вчетверо сильнее. Один справлюсь.

Она пожала плечиками, молча отвернулась. Когда он отжимал постиранное, она бросила украдкой пару взглядов на его мощную мускулистую спину, где от каждого его движения играли узлами комья мышц. В свои 23 года Андрей Чудилин был развит прекрасно: высок, строен, подтянут, красив. Пока он развешивал сушиться на печке постиранную и отжатую форму, она исподтишка рассматривала его со спины…