Я была бесконечно тронута её заботой.

– Хорошо. Спасибо! Но вы зря переживаете.

Джилл кивнула.

– До свидания, Френсис Рипли, – сказала она. И повернулась к автобусу.

Я помахала рукой.

Но прежде чем исчезнуть в недрах этой развалюхи, она спустилась с подножки и подошла ко мне.

К моему удивлению, она вложила мне в руку стеклянную бутылку.

– Выпей, когда придёшь домой, – посоветовала она. – Это снотворное для мёртвых. Ты проснёшься, когда кто-то войдёт в твой дом. А пока ты ждёшь, тебе хотя бы не придётся страдать от одиночества.

Её лицо выражало искреннее сочувствие и мягкую, едва уловимую нежность, словно отзвук полузабытого прошлого.

Она отвернулась, и через несколько мгновений дверь со стороны водителя захлопнулась за ней с тяжёлым стоном.

И самый необычный автобус в мире, накренясь, продолжил свой неспешный ход прочь из Клиффстоунса.

Я помахала детям в окнах, и они помахали мне в ответ.

Прежде чем автобус исчез из виду, одна из его ржавых боковых панелей свалилась на землю.

Кошмарная мысль пришла мне в голову.

– Джилл! – закричала я. – Джилл!

Её тяжёлый вздох был слышен даже на таком расстоянии.

– Что ещё?

– Джилл, мой труп будет разлагаться? От меня тоже будут отваливаться части тела? Я буду… гнить?

Лысые колёса сделали несколько мучительных оборотов прежде, чем я наконец услышала её ответ:

– Нет, не будешь. Но твои воспоминания могут превратиться в труху.

Победой я наслаждалась недолго. А что, если Джилл права? Что, если моя семья никогда не вернётся? Что я тогда буду делать?

Из-за этого барьера для трупов я не смогу попасть куда хочу. А, как я уже убедилась, мои пальцы не работают, перелистывать страницы книги или нажимать на пульт телевизора не получится. С другими мёртвыми детьми, которые могли бы стать моими друзьями, я только что распрощалась; этот автобус, так сказать, ушёл – в прямом смысле.

Мне вспомнились последние слова Джилл. Что она имела в виду, когда сказала «твои воспоминания могут превратиться в труху»?

Неужели она хотела сказать, что я забуду свою семью? Я забуду… нас?

Голова пошла кругом. Я на секунду прикрыла глаза, чувствуя себя так, будто стою на краю громадной зловещей пропасти. Но возмущение, словно упрямый росток, всё же пробило себе дорогу. Конечно же, я их не забуду! Джилл сморозила ерунду. В конце концов, откуда ей знать? Всю свою загробную жизнь она провела в тесном кузове автобуса с кучей визжащих детей, за которыми ей надо присматривать. Если уж говорить о проблемах, то начнём с неё!

К тому же как я могу что-то забыть? Я дома. Мне достаточно оглядеться вокруг. Моя семья здесь повсюду.

По крайней мере их вещи.

Я зашла в комнату мамы и папы. Постель была не заправлена, на комоде царил бардак, а возле корзины для стирки валялась гора грязной одежды, но их комната казалась мне самым прекрасным местом на свете. Не хватало только двух человек… И я подумала о Бёрди. Значит, трёх.

Почему же их до сих пор нет? Неужели они сердятся? Или хотят наказать меня?

Мысли беспокойно заворочались в голове. Я вспомнила, как папа смотрел на меня, когда я кричала про «Краболовку». С болью в сердце я вспомнила, как бросилась в мамины объятия, чтобы поблагодарить её, а она замерла на долю секунды – будто колебалась, – прежде чем обнять меня в ответ. Тень обиды в глазах Бёрди, когда я отказалась заплести ей косичку.

Я вела себя ужасно в то утро.

Я вела себя ужасно в то Рождество.

Возможно, я всегда вела себя ужасно. Неужели они решили, что без меня им будет лучше?

С облегчением я вспомнила слова странной Джилл.

«Рассмотрим этот момент подробнее», – подумала я. Что, если на мне