Когда Ада отошла, я нажал на кнопку, приводящую ленточный конвейер в движение, позволяющий поместить тело 91-летней австралийки по имени Вендела умершей, вероятно, от сердечного приступа, внутрь печи. Как только металлическая дверь с грохотом захлопнулась, я отрегулировал поток воздуха и включил горелки, колдуя над кнопками, расположенными на передней поверхности панель печи.

– Знаю, они работают просто оглушающе, но к этому звуку можно привыкнуть и тогда он будет казаться не громче треска костра.

Юбка гармошкой цвета кофе с молоком развевалась при ее пружинистой походке, когда она со словами: «Мой тебе совет: носи на работе респиратор и беруши, иначе замучаешься вычищать отовсюду пепел» развернулась и ушла.

Когда от некой Марии Асплунд, американки шведского происхождения, остались лишь красные угольки, я выключил печь, подождал, пока она охладится до 250 ℃ и, повязав на лицо платок, начал выгребать кости металлическими граблями. С каждым разом у меня получалось все лучше и лучше. Я гордился собой. После этого я поместил все останки в металлическое ведерко и отнес их на стол, застеленный гладкой клеенкой. Выложив останки на плоский металлический поднос, напоминающий противень, я тщательно проглядел то, что осталось от женщины на предмет инородного содержимого, которое могло находиться в ее теле при жизни. Отложил обручальное кольцо, которое забыл снять с пальца и несколько золотых пломб.

После этого я поместил кусочки костей в костедробилку и включил таймер на двадцать пять секунд. Фрагменты костей с шумом превратились в однородную пушистую пыль, именуемую «кремированные останки». Я медленно пересыпал прах в целлофановый пакет и завязал его проволокой. Затем положил пакет в белую пластмассовую урну, напоминающею прямоугольную вазу для цветов. Разумеется, в бюро имелись и другие урны, на любой вкус и цвет, но подороже. Можно было изготовить урну по специальному заказу, но семья усопшей, как и большинство родственников, предпочла обычную. Я вбил ее имя в специальный принтер для этикеток, аккуратно прикрепил ярлычок на урну и поставил на полку.

Удовлетворенный выполненной работой, ровно в 16:57 я вышел из крематория, покрытый тонким слоем человеческого праха, напевая веселую песенку из похоронной рекламы из сериала «Клиент всегда мертв», где небольшая группа людей танцует, одновременно напевая и тряся в руках герметичными контейнерами размером с полулитровые бутылки из-под питьевой воды: «Распрощайтесь с испачканными руками. Мы делаем похороны более радостными».

Отложив кисточку, я как можно осторожнее, чтобы не наступить на холст, слезла с пилона и на носочках подбежала к телефону, стараясь не сильно наследить на полу испачканными в краске ступнями.

– Слушаю. – Зажав телефон между ухом и плечом, я убавила громкость музыки. – Ало-о!

Но на том конце не было ни звука. Я выключила музыку.

– Говорите, я вас слушаю! – сказала я громче, но в ответ услышала лишь короткие гудки, оповещающие о том, что собеседник положил трубку.

Вновь включив музыку, я поменяла положение холстов, залезла на пилон головой вниз и уже макнула кисточку в красную краску, как вновь раздалась трель телефона. Проигнорировав звонок, я оттолкнулась рукой от пола и раскрутилась, вырисовывая на бумаге алые круги. Звонок переключился на голосовую почту: «Привет. Не сомневаюсь, что ты занята исключительно важным делом, но мне нужно срочно с тобой кое-что обсудить. – Голос Эйдан утратил напускное раздражение. – Это важно. Перезвони, как сможешь. Целую». Я остановилась и отложила кисть.

Попрощавшись с подругой, я положила телефон и пустой бокал из-под виски на кафельную плитку цвета темного шоколада и закурила, наблюдая как дождевые капли быстрыми извилистыми линиями стекали с большого раздвижного окна. Я закрыла глаза, закинула голову и долго, блаженно выдохнула. Затем нырнула глубже в воду, отчего пряди волос расплылись по воде, как тонкие змейки. Тихий шорох дождя и курящаяся паром вода убаюкивали, успокаивали…