Краем глаза я заметил, что те два мужика смотрели на это представление с большим интересом.

– Давай мочи, а я посмотрю, как у тя духу хватит, – храбро заявил я ему, ничем, впрочем, не рискуя, из патронов, которые у него в барабане сидели, я еще утром высыпал весь порох и вставил пули обратно… на всякий случай.

Руки у Щуки задрожали совсем уже крупной дрожью, но на спусковой крючок он таки сумел нажать. Курок щёлкнул, но ничего не произошло. Он снова взвёл курок и опять спустил его, опять пшик.

– Ну чё, замочил, дурень? – спросил я, отбирая у него наган, – теперь тебя бы по уму замочить надо за предательство, но руки неохота марать. Скидовай одёжку, которую мы тебе на наши деньги купили.

Он быстро разделся, я скомандовал Лёхе подобрать вещи.

– И остаток денег давай, который от наёма остался.

Он вытащил по-прежнему дрожащими руками горстку серебра и меди из кармана нательной рубахи и передал её мне.

– А теперь пшёл вон, чтоб я тебя больше не видел – увижу, замочу, второго шанса у тебя не будет.

Щука не стал дожидаться повторного приглашения и припустил назад к собору, только пятки замелькали. А я повернулся и зашагал к тем двум бандитам, на ходу засовывая наган за пояс, а неудобно-то как с двумя револьверами ходить, кто бы мог подумать.

– Приношу извинения за непредвиденную задержку, господа, – начал я свою речь, – сейчас она устранена, и мы можем продолжить нашу беседу. Со всем вниманием слушаю вас.

Тот, который выглядел постарше и повыше ростом, отклеился наконец от стены склада и пододвинулся ко мне на дистанцию, с которой удобно было бы разговаривать.

– Я Боря Ножик, а он Сёма Шнырь, слышал про таких?

– Ну как не слышать, – осторожно ответил я, – вы люди уважаемые и известные.

– Вчера ты не делу наехал на нашего положенца Чижика, теперь ответ держи.

– Ваш Чижик беспредельничал на Гребнях, у честных пацанов последнюю краюху отбирал, поэтому заслужил он по полной, граждане бандиты. Так что наехал я на него очень по делу. А вот вы и точно беспределом занялись, Щуку вон ко мне подослали шпионить – это разве дело?

Мужики переглянулись и продолжил уже второй:

– Пацанчик ты резкий, как мы поглядим, так что мы даём тебе возможность исправиться – если за неделю на Гребнях восстановишь старый порядок, отдаём это место тебе в кормление.

– И ещё Благовещенку с Рождественской, – нагло добавил я.

Они переглянулись, старший кивнул головой.

– Лады, и это тоже.

– У меня только один вопросик остался, господа воры – старый порядок это сколько в деньгах и кому их отдавать?

– Сотенная в неделю, – ответил Шнырь, – мои люди тебя сами найдут, так что не кипишись раньше времени.

– Договорились, – коротко ответил я и повернулся на каблуках, у моих ботов даже маленькие каблуки были.

Но перед уходом я всё же добавил этим двум: – Щуку своего только уберите от греха подальше куда-нито, а то я за себя не ручаюсь.

Лёха от возбуждения аж на полметра от земли подпрыгивал, ожидая окончания нашего разговора.

– Ну как там, ну чё там, договорились?

– Поехали, по дороге расскажу, – ответил я, забираясь в автомобиль. – У нас ещё оплаченное время осталось? – спросил я у Козлевича.

Тот поднёс у глазам наручные часы и ответил, что полчаса ещё имеется.

– Тогда поехали через мост в Благовещенку, – распорядился я.

Козлевич просигналил зачем-то клаксоном и мы покатились сначала по ухабам, а потом по булыжникам ярмарки. Когда заехали на плашкоутный мост, распугав гужевой транспорт, важный и толстый городовой отдал нам честь – Лёха сиял и был на седьмом небе от радости. Я тихонько передал ему на ухо предложения бандитов, он, по-моему, не совсем всё понял, но кивал головой непрерывно. Благовещенка была поражена современным видом транспорта, кажется такие механизмы сюда пока не заезжали… или бывали, но крайне редко. До самого нашего жилища мы не добрались, там совсем никудышняя дорога начиналась за Башкировской мельницей, так что за апостолами я послал Лёху. А потом попросил водителя прокатить их до моста и назад, тот ответил, что только до моста, время заканчивается, хорошо, согласился я, назад сам прибегут. И они втроём с Лёхой ещё раз прокатились по правому берегу реки, счастливые до такой степени, что дальше некуда.