– Дюран, родной мой, уже скоро… – Ирина накинула лёгкий плащ, взяла зонтик и села на кресло. Посидев в замешательстве, она подняла трубку телефона, набрала номер. Пока шли гудки, Ира тихим голосом произнесла:
– Я обманываю себя. Не верю в существование души, как и бога, но надеюсь. Понадеюсь. – Она закрыла глаза. – С ума сойти. – В первые она перекрестилась и застыдилась. Нужно память словам вытесать на самой высокой скале: «Лишь только на смертном одре мы начинаем верить в бога».
Ирина задумчиво глухо произнесла:
– Полюбить душу – не полюбить человека разве?
– Алло, – слетел с телефонной трубки хриплый голос отца.
– Папа, здравствуй. Ты свободен сегодня?
– Доченька, когда тебе нужно – я всегда найду время.
– Спасибо, папочка. А машина? – Ирина улыбнулась, рассматривая на стене картину со смиренно тонущей Офелией.
– Готов весь, как конь вороной на скачки.
– Покатаемся по городу? Нужно человека найти.
– Пять минут, и я подъеду.
– Отлично. Я тогда сама подойду.
– Хорошо. Бегу в гараж.
– Папа!
– Что доченька?
После короткого молчания Ирина почти шёпотом ответила:
– Спасибо, папа.
***
Под писк хулиганящих крыс и шум канализационных труб Данила и Алька просидели в подвале трое суток. Бестия – то третировала несчастного Шпану, то впадала в анфиладу монотонного плача; Данила – то совершал сделки с дьяволом, то являл себя Христом-спасителем. Три дня и три ночи ни одна живая душа не посетила сие мероприятие. Наконец-то они вылезли на улицу – и то, потому что нечего было пить и нечем было освещать сарайчик.
Вдоль разбитой дороги справа тянулся бетонный забор, по другую сторону раскидались частные одноэтажные домики.
– Ты жмот. – Алька пинала камушки на асфальте, упокоив кулаки в карманах куртки, качала головой и – то мычала, то акала, выдвигая под небо новорождённую мелодию. Шпана шёл следом, изображал игру на скрипке под заунывный вой, исходящий из губ Бестии. Их подошвы тонули в цементе, который просыпали тысячи раз проехавшиеся грузовики из неподалёку находившегося цементного завода.
– Солнышко выглянуло, – весело объявила Бестия и снова завыла новую мелодию.
– Не загребай. – Шпана недовольно воротил нос. – И не пинай эти грёбаные камни, иначе обчихаюсь. И хватит петь так, словно вдоль дороги одни повешенные болтаются. Лучше скажи, как следить будем за твоей мамкой?
Алька подпрыгнула, подняв клок серого тумана, – или цемент успел высохнуть сверху или недавно рассыпали.