– Приятный вердикт, – промямлил Данила, чувствуя, как горячая краска предательски покрывает лицо: слово-то какое отыскал – вердикт. А правильно ли применил? Начитался зарубежных детективов. – Спасибо.

Данила настолько стеснялся Варю, что забыл представиться. Не давала покоя мысль, что так просто – как дважды два – за него договорились, и оба знали для чего встретились. Не просто мороженко покушать и попялиться до утра на звёздное небо у реки, если, конечно, нет облаков или туч: а то можно и в облака щериться.

Хотя чему удивляться, если пацаны из компании в родном городе совершают такие подвиги сплошь и рядом. Пацаны – но не он. Поэтому шёл по тротуару в полном молчании, держась за ладонь Варвары, лицом выдавал светопреставление всеми оттенками стыда и стеснительности: то алый румянец покрывал ямки щёк, то пятна красные одолевали лоб и шею, то багровая маска тянувшего непосильный вес заливала от корней волос. И лишь изредка, – но чем дальше, тем чаще, – при философских мыслях о соотношении размеров тел человеческих – на носу и лбу появлялась испарина, а лицо бледнело как флаг капитуляции.

Как и говорил Костик – Данила, ему бы шпаргалку написать и подглядывать, купил Варе мороженое в летнем кафе, где они присели за столик.

Шпана потаённо тяжело вздыхал, исподтишка косился глазами на Варвару. Скрестил под стулом ноги, подёргивая нервно кроссовками, с нетерпением – или всё же пусть подольше – ждал пока Варвара съест пломбир, обильно политый сиропом в металлической вазочке. И злился на себя. Варя нравилась с каждым взглядом больше, а значит паника стеснения и робости вонзали кол в глотку и, наверное, выходили где-то ниже стула.

Варвара с удивлением смотрела на странного немого парня и без ехидного сарказма посмеивалась в мыслях: такой симпатичный, а с комплексами. Что ж, раз молчит – пусть молчит, не она же будет его развлекать. Каштанка брала пример с Данилы и тоже молчала.

***

Варя вела Шпану по песчаному пляжу подальше от людских глаз. Ветер от реки нёс – то ли запах рыбы, то ли тины. Подошли к реке; всё в том же молчании и без особого желания покидали плоские камешки, соревнуясь, у кого больше раз прыгнет по воде. Данила старался проиграть. Его камни-самоубийцы вонзались в реку, ни разу не скользнув по глади. В эти моменты Варвара поворачивалась к нему с туманным лицом, поджав губы, взглядом обливала помоями за дешёвый трюк: дубина, ещё сам бы пошёл и утопился вместо камней; ему бы в монастыре себя любимого трогать, а не с девушкой встречаться.

Каштанка взяла Данилу за руку и повела дальше. Низкорослые кусты заполонили берег, возле кромки реки возвышались сочные ивы. Тень вечера медленно уводила солнце за горизонт.

– Пришли, – сообщила Варя.

Чёрное пятно от костра и брёвна вокруг, пара консервных банок, запутанная леска, сломанное удилище, дно разбитой банки, оскалившее стеклянные зубы в центре золы, и недогоревшие дрова – всё это показывало, что здесь любят устраивать гулянки. Впереди возвышался трамплин.

– Я как-то раз на самый верх залазил. – Шпана поднял ногу, достал очередной колючий шарик, вонзившийся в носок, и задался вопросом: ежи здесь живут и дрищут этими колючками что ли? – Не хочешь залезть?

Данила приоткрыл рот и замер, поняв, что сейчас не то ляпнул. Боковым зрением он видел безмолвную реакцию Вари. И знал, что сейчас может услышать.

Варвара произнесла слово в слово с его мыслями:

– Тебе не по трамплину надо лазить, а по другим местам. – Каштанка качнула головой. – Более интересным.

Шпана продолжал стоять не шелохнувшись, решал: злиться, тогда возникал вопрос – на кого, или улыбнуться – вопрос над кем сразу отпадал, но вот «глупую лыбу давить» над самим собой как-то было не приемлемо – это слишком уж.