– Э, крендель. – Данила получил тычок по ноге. – Совсем в сердцах потерялся, – добавил Филат, наблюдая, как друг не сводит глаз с Оли.

Шпана не успел повернуться к другу, встретился глазами с Ольгой, одарившей милой улыбкой его вдохновенное лицо. Данила взлетел на небеса и, повернувшись к Филату, смотрел неосмысленными глазами, не в силах выйти из витающих влюблённых образов.

– Э, франт любвеобильный. – Филат пощёлкал пальцами перед глазами друга. – Тя чё, в натуре, здороваться не учили? Или Ольку увидел, и мозги вскипели? – Сергей недовольно сжал губы. – Подними крышку на макушке, отсифонь паркý.

– А, здорово, друганы. – Данила пожал руку Сергею и, крепко обняв, похлопал по спине.

– Ты допился? Словно не виделись вечность. Вчера только в зюзю вместе нажрались. Давай, спускайся с небес на асфальт к первому сентября и в школу. Хватит слушать баллады Орфея о любви.

– Это что за кореш такой, Орфей? – Шпана, похоже, действительно в обнимку с оным до сих пор витал по эфирным замкам любви и счастливый, и опьянённый страстью вопил в мечтах сердечные серенады.

– Читать больше надо.

– Слышь, ты, знаток «что-где-когда», я книг читаю в разы больше, чем весь вместе взятый наш класс.

– Ага. Поэтому у тебя по литературе вечные пары и единицы с нулями и минусами.

– Дубина. Единица с нулём это десять. И ты прекрасно знаешь, почему я не отвечаю этой литературной крысе. Всю школьную программу я знаю лучше неё самой.

– Ладно, знаю, знаю. – Филат обнял друга за плечи. – Пошли. – Он обернулся к худенькому мелкому пацану, сказал повелительным тоном:

– Сявка, вперёд шныряй, – и поддал пинка.

Данила знал, что Сергей с недавнего времени, а возможно и давно – только в последнее время стало явно проглядываться, – тоже влюблён в Олю. Филат старался не подавать вида, никогда про неё не разговаривал. Да и кто, в принципе, в Ольгу не был влюблён: полгорода, а то и весь город. Кто видел – тот и влюблялся, рассуждал Шпана в ревнивых мыслях.

Данила нравился всем девочкам класса. Половина в него были влюблены так же сильно, как он в Олю. Когда Данила обращался вежливо и мило, девчонки льнули к нему. Но бывали дни, когда он жестоко шутил и насмехался, доводил до слёз, истерики и ненависти, особенно тех, про каких знал о сильной любви к себе.

Первых два урока – алгебру и геометрию вела классная руководительница Антонина Григорьевна. Все понимали, что сегодня особых занятий не будет, лишь так – всякая болтовня. В начале уроков «класснуха» представила нового ученика, взирающего на класс из-под густых чёрных бровей. Звали новенького Семёном.

Филат и Шпана сидели за одной партой – последней возле окон: любимое место.

– Интересно, чушок или нормальный пацан? – намеренно вслух размышлял Дёмин, чтобы все слышали.

– Сявка, Сявка, – позвал шёпотом Филат. – Врежь ему пендаль, когда садиться будет. – Сергей качнул головой в сторону новенького.

– Да ну-у на фиг, – забегал испуганными глазами Сявка.

– Что – на фиг. Врежь, или я тебя на перемене грохну. – Филат сжал губы в нить и пригрозил кулаком. – Кому сказал, мосол.

Когда новенький садился, никакого пинка не последовало.

– Вот, Сявка, сегодня на турнике издохнешь.

Сявка с озабоченным видом нахмурил жиденькие брови и уставился на школьную доску.

Антонина Григорьевна затеяла расспрос поочерёдно начиная с первой парты – кто и как провёл лето. Галдёж заполнил классную комнату. На втором уроке классная руководительница устроила пересаживание учеников, как она сама посчитала, что будет лучше. Список, кто и где должен сидеть, всегда лежал в журнале для других учителей. Четвёртый год подряд Антонина Григорьевна сажала Данилу с Ольгой за одну парту – первую от двери.