Она быстро поняла, насколько правильным было его решение оставить ей брючный костюм. Изменения ограничились лишь тем, что на середине процесса с нее сняли жакет, и она осталась в белой блузке и свободных брюках, однако и этого хватило, чтобы нагнать на нее тоску и неуверенность. К концу съемки у нее уже отламывались ноги, а в районе колен как будто забили по колу на каждый сустав. Эрик, видимо, чувствовал себя примерно так же. От белых отражателей слепило глаза, которые Сокол упорно заставлял их распахивать во всю ширь, и Нора проклинала всех и вся. Руки тоже были в не лучшем состоянии – локти устали, а запястья едва не затекли от слишком долгого позирования. Получилось несколько сотен снимков, и, отправляя своих уставших клиентов домой, Сокол пообещал отобрать только самые лучшие. Марк остался с ним, а новобрачные уехали на той же машине.

Они лежали друг на друге, разместившись так, что было не очень понятно, кто на кого и что закинул или положил. Она лежала на его коленях, он сполз со спинки сидения и удобно расположился на ее плечах. При таком раскладе ноги пришлось уткнуть в уголок, не заботясь об удобствах и красивом внешнем виде. Ей было все равно, как они выглядят со стороны и что о них вообще может подумать водитель. И вообще, его дело – везти машину, а не разглядывать пассажиров.

Их оставили у самых ворот, после чего усталые молодожены прошли в главный дом и разместились в самой большой гостиной. Было уже темно, и они зажгли только одну настенную лампу – хоть какое-то подобие романтики. Нора, не стесняясь, улеглась на диван, а Эрик развалился в кресле напротив. Между ними блестел лакированной поверхностью журнальный столик красного дерева.

– У тебя есть родственники и друзья, которые должны знать о нашей свадьбе? – спросил он, прекрасно осознавая, что опоздал с этим вопросом на несколько месяцев. Просто ему хотелось хоть чем-то занять образовавшееся между ними свободное пространство, и этот с виду нейтральный вопрос, по его мнению, подходил просто идеально.

Она покачала головой, перевернулась на спину и поджала ноги.

– Нет. Я одна.

– Совсем одна?

– А ты тоже совсем один?

Он хохотнул и понимающе закивал:

– Ясно, ясно. Хорошо, давай сыграем в дашь-на-дашь. Я говорю о себе, и ты говоришь о себе. Компромат на компромат, все честно.

– Валяй, – уже не заботясь об изящных выражениях, вздохнула она.

Эрик приподнялся, скинул пиджак и выбросил его прямо на пол.

– У меня есть сестра, а мама умерла в прошлом году. Агата – так зовут мою сестру – не приедет, потому что не одобряет это решение. Она считает, что ты исчезнешь из этого дома так же быстро, как и появилась здесь, а значит, наша свадьба не стоит того, чтобы она мчалась сюда на всех парусах, бросала дела и отрывала от школы детей. Давай теперь ты.

Нора немного помолчала, отчего у Эрика возникло стойкое ощущение, что она собирается солгать.

– Я была замужем. У меня были родители. Я ушла от мужа, а родители от меня отреклись.

Это тоже походило на ложь, но ее полная неподвижность и странный ледяной тон подсказали ему, что хотя бы половине из сказанного можно верить.

– А друзья?

– А твои друзья? Те, с которыми ты отдыхаешь?

– Те, с которыми я глотаю дрянь вроде колес и химических коктейлей?

– Да, те самые.

– Я предположил, что ты не будешь рада их видеть.

– Но это же не только мой праздник.

– Ты права, я тоже не буду рад их видеть. Для них я уехал в теплые края, отходить от праздников. На неделю. Это значит, что на эту неделю я твой.

– Вот уж радость какая, – хихикнула она. – У меня нет такой недели – работа ждет и полыхает.