Смех был каркающим и неприятным. Он и сам себе опротивел – Нора поняла это по скорбному выражению лица и какой-то отрешенной злости, затаившейся в глазах. Почему-то именно это и смягчило ее.

– Да ладно, – разворачиваясь к двери, примирительно сказала она. – С кем не бывает.

С кем? Да почти ни с кем из тех, кого она знала в прошлой жизни, такого не бывало. И с ней тоже такое не могло произойти в принципе.

– Из тебя такой же утешитель, как из меня отец, – заметил он.

– Я переживу это, – съязвила она.

– Не сомневаюсь. Ты вообще, мне кажется, очень живучая. В смысле, ну кто же еще сможет меня выдержать? Мне бы благодарить тебя за то, что ты отмыла мою задницу и не оставила помирать, а мне отчего-то хочется нагадить как-нибудь еще. Выживешь с таким человеком?

Понятное дело, все это желание «нагадить» пробуждалось от досады на себя и беспомощности перед лицом прошлого – он не мог изменить того, что она увидела и того, что подумала. В ответ на это ему хотелось сделать что-то еще более ужасное и мерзкое. И то, что он честно признался ей в своих желаниях, почему-то подействовало даже успокаивающе.

– Всего пару лет я как-нибудь перетерплю, – пообещала она.

Эрик повернулся к ней и посмотрел на нее усталыми глазами.

– Я должен сказать спасибо, и я говорю тебе спасибо. А теперь уходи, пока я не сделал чего-нибудь такого, о чем потом нам обоим будет стыдно вспоминать.

Дважды говорить не пришлось – она вылетела за дверь, не заботясь о том, что выглядит как испуганная маленькая девочка.

Берт и Эрик ворковали друг с другом, позабыв обо всем на свете. Нора сидела сбоку, и ей казалось, что она скрылась из объектива камеры, хотя Эрик мог видеть ее плечо и выставленный в сторону локоть. Этого было достаточно для того, чтобы он не чувствовал себя беззащитным перед лицом этого маленького тайфуна. Пусть она ничего не говорит и никак не вмешивается в их небольшой совместный обед (по правде говоря, для Эрика это был уже ужин) – главное, чтобы была рядом. Без нее он чувствовал себя так, словно у него отняли способность думать и связно говорить, особенно когда перед ним сидел счастливый и излучавший любовь Берт. Он знал, что не заслуживал такой любви, но не мог отказаться от нее. Когда-то Нора сказала, что ему не обязательно пытаться заслужить любовь сына – он должен постараться отвечать ему в полной мере. И он старался, цепляясь взглядом за сверкавший на краю экрана локоть своей бывшей жены и делая вид, что откусывает кусочки сырных шариков, которыми его так добросовестно потчевал младший сын.

Погода была чудесной, и они лежали всей семьей прямо на крыльце. Соседи их не интересовали – если им хотелось поваляться на свежем воздухе, то они не утруждали себя поисками шезлонгов, а просто вытаскивали матрасы, раскладывали их возле двери и устраивались поудобнее. Берт от таких идей приходил в полный восторг. Сейчас он лежал на спине, его глаза были закрыты, и он рассеяно гладил свой животик пухлой ладошкой – наверное, усыплял сам себя после обеда. Нора наблюдала за ним, лежа на боку и подпирая голову рукой. Эрик смотрел на нее с другой стороны – Берт любил лежать посерединке.

Тур с премьерными показами вымотал его окончательно, но оставалась еще парочка выступлений на телевидении и еще с десяток разных интервью – «остаточный след», как называл все это дело Марк. Перед этим Эрику была позволена небольшая передышка, и он использовал эти три дня для того чтобы побыть рядом с Норой и Бертом.

Через некоторое время малыш засопел, а Нора успокоилась и легла на спину. Эрик знал, что она привыкла спать без подушки. Конечно, если все осталось так же, как и в те времена, когда он мог спокойно войти в ее спальню.