Это был первый обман. Самообман. Если у тебя просят номер бесплатного мессенджера, готовься – размер кольца и название любимого ресторана уже не спросят. Никогда. Хотя… Есть такое понятие – выбор человечка "для жизни"… И это обман второй. Для умного человека последний. Потому что по жизни всё понимается со второго раза, и жизнь – не заика, чтобы повторять трижды.
"Я даже все его желания для себя заранее оправдала… Я же дала ему всё: и "шесть", и "девять", и "шестьдесят девять", и "игрушки"… И даже обосновала… Где же я ошиблась?.. Почему в итоге выходит только "девяносто шесть"? И доколе!?.. – в подушку рыдала она – несчастная женщина, указывавшая Богу на уже пустое своё чрево, которое за сутки до благополучного разрешения какая-то хворь сделала стерильным. Она вопрошала вверх так, что казалось, и сама Вселенная встала из-за стола и с остервенением выбросила в ближайшую Кротовую нору глянц. Ведь даже Вселенная, сортируя бельё, может ошибаться…
"До чего ты дошла? – запылало ей во сне. – Неужто все лишения и попытки соединить Воду и Пламень, Землю и Огонь, все эти локальные эпидемии страусиной гонореи, выдававшиеся окружающим за свинскую, по своим последствиям, инфлюэнцею, были тщетны?.. Милочка! А, легко отпуская свой Космос в Никуда, на что ты рассчитывала? Типа, счастье всегда найдёт дорогу обратно? Но счастье – не домашний питомец. Из Ниоткуда не возвращаются… Прекрати "сортировать бельё" жизни! Не экономь на СМС… Хватит! Хватит играть во Вселенную! Ты – не Вселенная в глобальном масштабе. Ты – Вселенная одного, тобой же избранного Космоса… Избери, а уже потом вопрошай своё "доколе?!…"" И Кротовая нора выплюнула глянц назад…
Проснувшись, она подошла к дамскому столику, долго в нерешительности водила пальцем по канту конверта с надписью: "Открой в момент отчаяния!" Руки дрожали, но… Не будь она женщиной – рывок и… "Бумажное сердечко? Всего-навсего? Бумажное сердечко? Вот так? Просто-напросто, сердечко из бумаги? Ты издеваешься?"
Утро в новостройке началось неожиданно странно – запах свежеиспечённых пирогов манил и дурманил. Пресмыкающаяся скинула старую кожу, и одной атеисткой в подлунном мире на время стало больше. По календарю наступало четырнадцатое февраля. По китайскому гороскопу начинался Год Змеи.
Год Дракона, или Дауншифт
Они переезжали в начале сентября. Мало кто находил в себе силы сменить удобную и благоустроенную квартиру в центре города на полуразрушенную хибару на отшибе забытой Богом деревушки, хотя запрос на бегство от deus ex machina Урбана в бабье лето за последние годы только набирал и набирал обороты. Обычно такие дезертиры с фронтов городских действий, наречённые масс-медиа эко-туристами, исчерпывали эту потребность проведенным в условиях натурального хозяйства кратковременным отпуском. Через пару недель они, как правило, возвращались в столь привычные им каменные джунгли, получив годовую порцию вакцины от ипохондрии мегаполиса. Но и те, кто, в силу тех или иных причин, решались пройти путём дауншифта до конца, на полном ходу с перегазовкой, понижая передачу скорости болида собственной жизни, хоть и редко, но случались…
Первой на хутор приехала женщина, поговорила с деревенскими, долго просидела в конторе у директора бывшего когда-то передовым колхоза, после чего, вернувшись в город, без спешки начала оформлять все необходимые бумаги.
Женщину звали Татьяной, ей было немногим больше сорока, моложавое лицо, грустные глаза, разведёнка с ребёнком, учитель истории по профессии и призванию. Сына звали Мишей. Ему недавно исполнилось двенадцать, и его поведение ощутимо разнилось с общепринятыми нормами. Миша не разговаривал, но отрывисто выкрикивал одно-два слова и вновь замолкал. Татьяна с тяжёлым сердцем рассказала директору колхоза Петру Алексеичу, что в городской школе Мишку затравили "в основном за его непохожесть". Наверное, слегка, исключительно по-матерински, углы проблемы она заостряла. Мишка хотя и не был рождён ею в Год Дракона, но и сердцем, и душой, и в особенности тем, что в народе принято называть "шестым чувством", этим самым драконом был гораздо больше, чем иные герои былинных повествований. И хотя из сверстников с ним никто толком не общался, но и дурачком назвать его было нельзя – говорил Мишка всегда по делу, коротко и предельно ясно. Тогда Татьяна, конечно же, умолчала о многом, попросив деревенских лишь постараться быть терпимыми к её такому непохожему на остальных детей сыну. Именно это для неё в тот момент было основополагающим.