«Даже если не подохнешь в тюрьме, то кому ты будешь нужен – больной, разбитый доходяга, когда выйдешь на волю? Да тебя дружки Ньюмана пришьют раньше, чем ты успеешь рот открыть и начать давать против него показания! Ты же знаешь, сколько у него деньжищ – откупится! Да ещё и всю вину на тебя свалит! Да и потом, сдать ты его всегда успеешь. Поднакопи улик против него, выжди удобного момента – тогда и действуй! Давай, Генти, не раскисай. Зачем пилить сук, на котором сидишь?», – отвечал ему другой голос, принадлежащий выглядывающему из-за его левого плеча демону-искусителю, который, набрав в легкие побольше воздуха, выпустил струи чёрного дыма, тотчас же окутавшие бывшего рыбака с головы до ног.

Генти почувствовал, как его сердце сжали тиски страха, как на душе стало тревожно, и, тоскливо озираясь вокруг, в тщетной надеже зацепиться взглядом за что-то спасительное, он наконец-то хриплым голосом выдавил из себя:

– Ньюман уехал по делам, скоро вернётся. Господин капрал, вам с соусом или зеленью?

В этот момент с безупречно чистого ярко-синего небосклона раздался глухой раскат грома, от которого оба – и Генти и Борислав – вздрогнули и задрали головы вверх.

– Странно… Ни облачка на небе. Что за гром? – удивился полицейский.

– Может, где-то гроза идёт? – вторил ему не на шутку испугавшийся бывший рыбак.

– Может, и гроза… а, может, грешника какого-то Господь покарал… Генти, не боишься? Мне кажется, что ты что-то скрываешь. Если ты участвуешь в чём-то плохом, то твой долг христианина – прекратить богопротивное дело, – глядя ему прямо в глаза, отчётливо проговаривал каждое слово капрал, который, почему-то, уже был одет в длинную черную сутану со стоячим воротником и держал в правой руке Евангелие. – Если ты собираешься совершить богоугодный поступок, то делай это, не раздумывая и не откладывая на потом – иначе может быть поздно, можешь не успеть! Намерения, даже самые благие, но не ставшие поступками, приведут тебя в ад, ибо на Страшном Суде судить тебя будут по делам твоим!

Бедняга вытаращил глаза, не понимая, откуда здесь взялся священник, но потом, тряхнув головой и с трудом отогнав видение, суеверно перекрестился и нашел в себе силы ответить полицейскому:

– Я не понимаю, о чём вы говорите, господин полицейский…

– Эх, Генти, Генти! Плохо ты кончишь! – сокрушенно прекратил свои расспросы капрал и, рассчитавшись за покупку, пошёл по своим делам.

Придя домой, Генти с удивлением обнаружил, что хозяин ещё не вернулся и решил, что тот по каким-то причинам задержался в городе и объявится не раньше завтра.

– Ну что, тем хуже для тебя – у меня будет время подготовиться! Сам бог отдает тебя в мои руки! Завтра я прикончу тебя, ублюдок! – не боясь быть услышанным посторонними, Генти вслух разговаривал сам с собой, направляясь к небольшому сараю с задней стороны дома. Там, под ветошью, в земле был закопан цинк из-под патронов, с замотанным в полиэтилен пистолетом. Во время войны оружие, от самого современного до образцов еще с первой мировой, практически свободно гуляло по рукам мирных селян, и обзавестись почти задаром полицейским «вальтером» не составило для Генти особого труда. Раскопав землю, он достал цинк и вытряхнул его содержимое. Потом, стряхнув землю, сунул свёрток в карман и вышел из сарая, направляясь к дому.

Войдя внутрь, он остановился, размышляя: сразу спуститься в кочегарку или сначала выпить стаканчик ракии. Голова болела, язык распух, руки плохо слушались – сказывалось похмелье после вчерашнего обильного возлияния. Он представил, как всего спустя несколько минут, выпив янтарной терпкой жидкости почувствует облегчение: голова прояснится, мысли обретут стройность, окружающий мир из темно-серо-коричневого превратится в яркий и красочный. Генти уже было взялся за ручку двери, ведущую в гостиную, и даже приоткрыл дверь, как снова остановился. Причиной его задержки стал возникший образ капрала Борислава, который теперь опять предстал в виде святого отца, немым укором взирающего за его внутренней борьбой.