Страх исчез, растворился, вернув мне силы и ясное зрение. Неизвестность перестала пугать, обретя образ мужчины, лет сорока в серой рубашке с длинным рукавом. Его пристальный взгляд, словно сканером просветил меня насквозь. Наученная Стасом, я не отвела глаз. Не дождётся. Посмотрела открыто и уверенно, будто минуту назад не задыхалась от страха как выброшенная из воды рыба.

Передо мной за широким столом сидел начальник лагеря – полковник внутренней службы (я слышала его звание). Страх – предвкушение сжал сердце, полковник напоминал моего мужа. Таких мужчин, если они не скрывались под маской доброжелательности, я считывала на раз. Человек, сидящий передо мной, был жесток и опасен.

Стальной нечитаемый взгляд, короткий ёжик тёмных волос, надменно изогнутые твёрдые губы, широкие скулы, чисто выбритый квадратный подбородок с ямочкой – эталон властного героя. Наверное, можно было бы залюбоваться им, если бы меня не сбивала с ног ощущение неотвратимой злой силы, идущей от него.

— Пётр Григорьевич – начальник лагеря.

И не моргает даже. Красив как удав, привлекающий немигающим взглядом, а после заглатывающий жертву безразмерной пастью. Я продолжала напряжённо смотреть на него. Отвечать не могла, челюсть подвязана.

— Садись.

Стул подо мной противно заскрипел, когда я села на шаткое сидение. Специально пошевелилась, чтобы добавить скрипа. Удав окатил меня ледяным взглядом – ему не понравилось.

— Сними повязку, она тебе больше не нужна.

С повязкой расставаться не хотелось. Начальник сразу же уловил мой внутренний протест.

— Снимай, — жесткость в голосе подсказала, что медлить не стоит.

На команды мужа, наученная опытом, я реагировала незамедлительно, что помогало избегать недовольств и скандалов. Злость сменилось угрюмой обречённостью. Я молча стала разматывать грязный бинт. Внутри болезненно заныло от тоски. Одну клетку я сменила на другую, и теперь смотрела в глаза хищника, повадки которого мне совершенно не знакомы. Постаралась унять смятение. Надо быть бесстрастной, нельзя показывать страх.

Продолжая молчать, аккуратно смотала бинт, словно какую-то ценность, и положила в карман.

— Бортникова – фамилия по мужу?

— Да.

— А девичья?

Зачем ему это? Спокойный голос и пристальный взгляд в ожидании ответа вызвали ещё более яростный протест, и меня как чёрт за язык дёрнул.

— Не помню.

Начальник на секунду завис, следом сделал вид, что пропустил мимо ушей мою дерзость. Не хотелось бы, чтобы этот человек посмеялся надо мной. Фамилия папы пусть останется неприкосновенной.

— Расскажи, что произошло вчера вечером.

От переполнявших меня эмоций задёргался в нервном тике глаз. Подробности нужны? В памяти всплыли унижение, боль и стыд. У меня было единственное желание – забыть эту ночь.

— На меня напал охранник, он …

Задохнувшись, я не смогла сдержать дрожь в голосе и продолжить

— Он утверждает, что всё было по согласию.

Спокойный, даже слегка ироничный тон человека, в котором я уловила глумление. Понятно, начальник одобряет лагерные порядки, которые сам и завёл.

— А вы…утверждаете, что встретив незнакомого человека…, я сразу полезла ему в штаны?

Еле договорила, так меня колотила нервная дрожь и срывался голос.

— Нужно уметь постоять за себя.

Ещё добавь «милочка»

Наверное, смакует подробности, представляя меня на коленях с разинутым ртом, слезами и кровавыми слюнями, текущими по подбородку. Прикоснулась языком к поджившей ране на губе, почувствовала, как до сих пор саднит горло, как злость закипает в груди.

— Да… дайте мне оружие!

В комнате повисла тишина. Я, кажется, почувствовала колебание воздуха от тяжелого дыхания полковника. Он смотрел на меня с подозрительно спокойным лицом, а в моё сердце вползало предчувствие чего-то ужасного.