– А не надо было на нас в 41-м нападать! – возразила Антонина, – у меня дедушка в Иглино на памятнике павшим в Великой отечественной войне высечен!
– Да этот Гесс в английском в плену с 1941 года – против нас не воевал, – парировал главнокомандующий.
– А все равно фашист! – стояла на своем Антонина.
– Так-то так, конечно, – сдался Генеральный секретарь, но из задумчивости не вышел: – Только ведь по закону надо, без самодеятельности, а то можно предположить, что наши западные друзья нас в темную используют! Они ведь уже беседку, где Гесс повесился, снесли, документы уничтожили, хотят и тюрьму ликвидировать – торговый центр построить! Пойду, с Александром Николаевичем посоветуюсь.
1 сентября
Генка приехал из Тавтиманово озабоченный, хмуро походил по дворику Валентины Петровны и прямо спросил в раскрытое на кухне окно:
– Валь! А у тебя сахар-то есть?!
Валентины Петровна вышла на крыльцо, вытерла руки о передник, достала из кармашка под передником сложенный вчетверо рубль и протянула Генке:
– Хорошо, что напомнил, весь сахар на варенье ушел, чай не с чем пить, сходи в магазин, купи килограмм.
– Ха! – обрадовался Генка, – опомнилась! Нету сахара – кончился! Тетя Шура тавтимановская так и сказала мужикам: «Нету, мужики, самогона! Гнать не из чего, последний мешок сахара на прошлой неделе истратила, а на этой неделе поехала вместе Зилькой-продавщицей на базу, а им Альберт Ильдарович говорит, что все, бабоньки, извели весь сахар на самодельные алкогольные напитки!»
– И че? – не сразу поняла Валентина Петровна.
– Чего-чего! Мужики не расходятся… Да и куда им теперь расходиться?! Так и стоят у дома тети Шуры – гудят. Участковый на мотоцикле приезжал, так ему сказали, что, если еще раз приедет, то его желтый «Урал» в розовый перекрасят!
– И че? – испугалась Валентина Петровна.
– Да не че! Больше не приезжал, – равнодушно почесал живот Генка, – ужинать-то будем или как?
– Тавтимановские мужики собрались в Москву ехать, Горбачеву правду говорить! – вечером у телевизора пугала Антонину Валентина Петровна.
– Ну куда они поедут, мама! – отмахивалась Антонина.
– Да знаю я эту правду! – отмахивался Михаил Сергеевич, – эх, Загубины, мне бы ваши заботы! У меня внучка Ксюша в первый класс пошла – столько всего надо, один ранец светлый, другой темный, один легкий, другой тяжелый! Какая, казалось бы, разница, какой ранец будет капитан Драгин носить? Нет! Все должно гармонировать с туфельками, бантиками, цветом глаз! А вы со своим сахаром! Да решим мы эту проблему – талоны на сахар введем!
– Так их же с войны не было, доченька! – схватилась за сердце Валентина Петровна.
– А у нас сейчас, разве не война?! – парировал Михаил Сергеевич, и Антонина продолжила: – Война с алкоголизмом, травматизмом на рабочем месте и безвременной смертностью мужского населения!
Глава двенадцатая
Дельфинарий
1 октября
Владислав Листьев перебил Дмитрия Захарова, Александр Любимов перебил обоих, все трое захихикали и сказали телезрителям, что они новая перестроечная телепередача «Взгляд». Валентина Петровна, Генка, Антонина, приехавшая на выходные побродить вокруг Иглино в поисках опят, груздей, если повезет – боровиков, Люся и даже Радик изумились.
– Какие-то совсем недисциплинированные! – сказала Антонина Игорю Кириллову.
Вздохнул Игорь Кириллов:
– ЦэКа решил… Профессионалы нынче не нужны… А мы ведь только один голос годами ставили! Отбор в телеведущие был такой, что…
– Леонидыч! – осадил Кириллова ЦэКа, – у тебя, между прочим, представление лежит на Народного артиста СССР, чем не доволен?!
– Так я и говорю Загубиной, – вновь перешел на годами поставленный баритон Игорь Леонидович, – «Загубина! Мы БиБиСи глушить перестали? Перестали! Сева Новгородцев без шипения с нашей стороны над нами изгаляется? Изгаляется! Необходимо в ответ по столу кулаком стукнуть? Необходимо! Но ведь не по-хрущевски с кузькиной матерью – не в ООН заседаем! Вот мы в лице трех молодых журналистов и стукаем кулачком! Даем отпор зубоскалам!»