Никогда не охотился на выдру и болотную рысь, и ни с кем не водился в Царьграде, опричь гречанок от Фомы. Украшает ли меня таковое? Отнюдь!

Аще жизнь – токмо одна, справедливыми будут в ней многие приключения и запретные удовольствия!

На небесах же, поди, ничего не предложат, окромя каши без соли. Ни мясного не жди там, ни хмельного, ни прелестниц…

Однако не пристало надолго оставлять Доброгневу и чад без мужа, отца и кормильца.

Пожалуй, пренебрегу Тмутараканью, завлекательной соблазнами. Не преступлю чистоты супружеской! Воздержусь, укрепляясь духом!»

Все ж не утерпел справиться, а зачем, собственно, Секретная служба в лице старшего родича нацелилась отправить его в южную даль.

– Да затем, что озабочены мы «жидким пламенем», ромейским, именуемым и «греческим огнем», сжигающим даже боевые корабли с личным составом, аки некогда был сожжен им весь флот киевского князя Игоря вместе с экипажами и морской пехотой из варягов, – вразумил непонятливого Путята.

– Погодь, не сам ли ты рассказывал, десять уж лет тому, что передал вам его секрет злополучный Фрастен-чудодей? – встрепенулся младший родич.

А слыхивал он в Царьграде от Никетоса, что огнь тот, полыхающий даже на морской воде, возможно погасить лишь двумя способами: песком либо мочой – не токмо человеческой, а и верблюжьей с ослиной. Однако не смог, по долгому размышлению, сообразить, посредством чего противоборствующая сторона способна организовать заготовку бесценных тех компонентов массовым образом, затем и хранить подолгу.

– Секрет-то мы знаем. Однако даже тебе не решусь открыть, поелику все, кто осведомлен о нем, а таковых совсем немного, состоят под особливым приглядом из опасения, что тайно передадут Киеву…

– Ужель и тя подозревают? – неподдельно удивился Молчан.

– Вовсю! И даже начальствующего надо мною, а выше его и нет во всей нашей службе. А производится сие скрытным сыском – не путай его со внутренним: тот – не наш, по указке Высшего совета старейшин, уверенного: «Кто боле знает, боле и выдаст! Чем выше стоит, тем ране изменит!»

– Получается: у вас всем не доверяют, даже и самым главным?

– Истинно угадал ты: всем! Иначе ослабнет бдительность! Ведь без нее незачем содержать скрытный сыск, а люб он старейшинам.

– Еще скажи, что и я состою под подозрением…

– Не состоишь, ибо не в штате. Со скрытных сыскарей не спрашивают за нештатников, а стало быть, не напрягались они с тобой…

К тому же, вернувшись из Царьграда весь в убыли и отощав, подтвердил ты преданность Земле вятичей.

И окончательно удостоверил ее тем, что тратился на срамных ромейских дев за свои, а не украл на загул из казенных сумм, украденных вскорости уже у тя. Гордись! В доверии ты!

Отнюдь не возгордившись столь неординарным доводом для сыскного доверия к нему и не посягая на тайны, чреватые для их носителей, Молчан все же повторно выразил недоумение относительно «греческого огня»: ежели известен его секрет, отчего ж не применяется он супротив Киева?

Давно пора! Вряд ли накопили киевляне необходимые запасы песка, а особливо мочи, кою надобно изыскивать, аки стратегическое средство пожаротушения, по всем градам и весям того агрессивного княжества, еще и содержать скрытно. И с каковой стати сим огнем, раз секрет его уже известен Высшему совету старейшин, занимается Секретная служба?

Путяту аж покоробило от сей любознательности! А вынужден был открыть: обозначив три основных компонента, составляющих строжайшую тайну, Фрастен не смог уверенно назвать четвертый, добавляемый в качестве присадки. Ибо сам никогда не участвовал в приготовлении той горючей жидкости, а единою услышал о совершенно секретной технологии ее изготовления от захмелевшего ромейского алхимика высокой осведомленности, еже обсуждал с тем возможные добавления в рецепт вечной младости.