– Курите, – сказал он убежденно. – Кто-то курит. Выверните карманы и выложите все на стол.

Он вышел из закутка, обошел помещение, изучил наши носовые платки.

– С сегодняшнего дня вам запрещается покидать рабочее место, – распорядился директор. – В рабочее время. Вы сами виноваты, кто-то курит.

И лично запер офис на ключ. Изнутри.

Наступило новое утро.

– Кто-то курит! – развел руками директор. Выдернул ящик стола, высыпал наручники. – Все будут в наручниках. Руки и ноги. Я вижу, гуманные меры не помогают.

Еще через день он принес рулон скотча.

– Я заклею вам рты, – молвил он доверительно. – Кто-то курит.

Сказано – сделано.

Директор вернулся на место. Он сел и принялся наблюдать, как мы работаем. Мы тем временем отлепили скотч, отстегнулись. Как обычно, бродили туда и сюда. Пепел стряхивали в ладошку.

Директор сидел с довольным видом. Вскоре он вышел к нам:

– На всякий случай мне придется отобрать у вас сигареты.

И отобрал.

Мы курили, не обращая на него внимания. Один из нас покосился на клетку директора и что-то шепнул другому из нас. Прыснул смешок.

Ожила громкая связь.

– Кто-то хамит, – озабоченно сообщил директор.

В этом году Имущественная Суббота пришлась на воскресный вечер второй половины сентября.

Мы побрились, купили цветы, погрузили венки; отстояли службу в Церкви Маленьких Кошелечков, вручили поминальные описи; вышли, щурясь на бабье лето под возвышающий перезвон бубенчиков.

Задержались посмотреть на работу криминалистов: неустановленные вандалы снова установили шест с оскорбительным фанерным плакатом: «Свалка». У этих ночных негодяев отсутствует некий душевный орган, ответственный за светлую трогательность. Их надо стрелять без суда.

Насмотревшись, мы продолжили путь по песчаным тропинкам и шли, пока не дошли до нашего участка. Там царил Беспорядок, если вы понимаете, что значит это слово. Оно живет обособленно и вовсе не означает противоположности Порядку. Противоположность Порядку есть Непорядок, то есть отсутствие Порядка с заменой чем-то нехорошим. А Беспорядок есть чистое отсутствие Порядка без примеси неодобрения.

Ребенку понятно, что мы имеем дело с Беспорядком, если на пятачке земли собраны продавленные диваны, просроченные билеты, заплаканные письма, растленные плюшевые медведи и надкушенные обручальные кольца. Но в этом нет ничего дурного, потому что мы находимся на Имущественном Кладбище. И здесь, под сенью папоротников, мы начинаем с энтузиазмом догадываться, что Беспорядок может быть Небеспорядком, то есть Небесным Порядком.

Мы помянули покойничков, огляделись. Могил прибавилось. По соседству похоронили ногти, поставили временный памятник – деревянный; чуть дальше какой-то толстосум упокоил целое здание. Нужник, выросший за витой оградой, тоже был памятником, а вовсе не тем, чем мы поначалу решили и чуть не воспользовались.

Мы протерли эмалевые фотографии: кресла, соски и провода USB.

Места было маловато, и на надгробье уже заранее значился миксер с указанием года покупки и многозначительным прочерком.

Мы попрощались с нашими вещами; мы помахали руками еще одному, далекому кладбищу, постепенно объединившему домашних животных и их владельцев. Все это было разумно и хорошо, отражало Небесный Порядок в применении к общечеловеческому.

Близорукий наступал, а дальнозоркий пятился.

Секунданты надрывались:

– Слишком далеко!

– А теперь слишком близко!

Дуэлянты никак не могли сойтись; дальнозоркий притормозил, но не выдержал уже через пять шагов близорукого и выстрелил в воздух.

– Вообще не буду, если так…