– Ну… Это мы сделаем…

Меркурий Иванович вздохнул и в очередной раз поспешил к спутниковому телефону. Но домашний номер его хрупкой Надежды безжалостно молчал.

Глава 4. ЧСВ у Гвоздя и «лофт» у информатика

На следующий день, В самом начале урока с загадочной темой «Роботы из прошлого» в кабинет информатики заглянула секретарша и вызвала Гвоздя к директору.

– Андрей Карлович! – взмолился Гвоздев. – Не начинайте урок без меня… пожалуйста.

– Гвоздев! Ушам своим не верю! Ты – и добровольно просишься на урок?! Вам вчера прививки какие-то делали. Может быть, у тебя такая странная реакция на вакцину?

Меньше всего Гвоздев нуждался сейчас в намёках на то, что он типа лентяй, которого ничего не интересует. Потому что именно в этот момент глаза девочки без имени послали ему порцию симпатии и доброго любопытства.

– Андрей Карлович! У меня инновационное мышление, и поэтому…

Гвоздь так удивился собственным словам, что резко замолчал. Замолчал не только он. Вся мужская часть публики, казалось, испугалась того, что вырвалось изо рта Гвоздя. Слова «инновация» и Гвоздь были несовместимыми. С Гвоздем отлично сочетались грубоватые словечки футбольных фанатов, либо «примитивный и головоломный», с точки зрения родителей, слэнг сетевого общения.

– Гвоздь! Ты чо, в илиту подался? «Финт ушами» решил сделать?

Муза Мандельштамовна, входящая в этот момент в класс, лихо взмахнула каскадной богемной юбкой и прокомментировала словесный выплеск Ватрушкина:

– Ватрушкин! Не тупикуй! Гвоздев был и остаётся ровным пацаном. У него, М.Б., ЧСВ случилось. Так что нет смысла «катать вату».

В нереально тихом кабинете веселилась только литераторша. Она лихо надвинула свою красную кепку на лоб и обвела аудиторию насмешливым взглядом:

– Что! Выражаясь словами Маяковского, уконтрапупила я вас?

Первым пришёл в себя преподаватель информатики:

– Маяковский такое говорил?

– Ещё как говорил. А Высоцкий повторил. И не только он. Кое-кто повыше…

Муза Мандельштамовна многозначительно глянула наверх и подняла указательный палец.

Гвоздеву надо было бежать, и он умоляюще смотрел на преподавателя информатики.

– Да ладно, не начнём мы урок без тебя, иди уже… – благодушно улыбнулся обычно серьёзный, даже грозный Андрей Карлович. И тут же обратился к удивительно похорошевшей Музе Мандельштамовне:

– А что Вы Ватрушкину изволили сказать?

– Намекнула, что, может быть, у Гвоздева, по только ему ведомым причинам, – её хитрый взгляд обрызгал девочек веснушками весёлой догадки, – случился ЧСВ, то есть чувство собственной важности на него нахлынуло. И потому нет смысла на него давить…

– Фигасе! – причмокнул Железняков.

Все подумали, что сетевое «ни фига себе» относилось к словам Музы Мандельштамовны, но они ошиблись. Железняк выражал свой восторг видом вплывшей в кабинет англичанки. Когда её разглядели остальные, класс забродил репликами:

– Вот это да! Улётный вид!

– Да! Классно выглядите, Тина Ивановна! Настоящий Треш!

– Сяб, – буркнула преподавательница вместо скучного «спасибо», чем привела в восторг до сих пор молчавших.

– А откуда Вы и Муза Мандельштамовна сетевой язык так хорошо знаете?

– Так это трудно несколько иностранных языков выучить. А потом всю жизнь их совершенствовать, а ваш…

– Мы вчера за час им овладели!

– Небось, флексите? Хвастаетесь?

– Это ты, Ватрушкин, любишь бахвальством заниматься. А нам ни к чему. Мы и так себе цену знаем.

– Тина Ивановна! Но для чего вам, взрослым, всё это надо? Как-то не комильфо получается, – стараясь звучать интеллигентно и загадочно, задала интересующий всех вопрос Вера Пятакова.

– Мы к родительскому собранию готовимся. В эту пятницу у нас тренинг по сетевому слэнгу для ваших родителей назначен. Если, конечно, всё по плану пойдёт.