Злата молчала.

– Кто ты? – в лоб спросила девчушка. И с этим вопросом вновь возникло зеркало, в отражении которого из тьмы стал прорисовываться образ той, ради которой всё.

Она стояла, молча смотря в своё отражение, которое с каждым мигом становилось всё чётче и наполненнее. Удивительно было наблюдать за этим чудесным преображением и возрождением. Из зыбкого, еле различимого образа сейчас на неё смотрела невероятной красоты, женственности, отваги, непреклонности, свободы и самоуверенности Дива, столь хрупкая и такая могучая и великая, не побеждённая и никем не превзойдённая.

Злата разглядывала себя с восхищением, она улыбалась, и отражение ей тоже улыбалось. Это была она, только собранная воедино, это была снова та единственная, ради которой всё, это была сама Сехмет.

Откуда-то взялся шмель, который жужжал вокруг её носа, заставив на миг отвлечься от созерцания.

Обернулась и увидела вновь себя на поляне, только вот рядом с ней была уже и не девчушка вовсе, а древняя старуха, да столь древня, что её костяшки на руках напоминали скрюченные коряги, а белые космы, спадающие ниже плеч, были все в завязочках. На её плечах красовался огромный красный палиховский платок – шаль. Старуха жмурилась и что-то мурлыкала себе под нос.

– Ну что ты, внученька, неужто не признала? Просыпаться пора, ждут тебя все, нужно открыть то, что закрыто тобой было, двери должны распахнуться. Пришло время.

Злата стояла неподвижно, не в силах даже молвить слово, словно все её чресла парализованы, язык не слушался, безвольно валандаясь во рту.

Старуха, продолжая мурлыкать, словно в танце кружа вокруг неё, в какой-то миг треснула ей по лбу то ли ложкой, то ли палкой, то ли костью. Да так больно, что аж слёзы брызнули.

Злата открыла глаза и потёрла лоб. В том месте, где бабка её ударила, стремительно начала надуваться шишка. И тут она поняла, что над ней свисают абсолютно все с очень смешным, огорошенно-перепуганным видом.

– А это ещё что? – Радомир с недоумением потрогал быстро растущую и синеющую шишку.

– Бабка ударила, – буркнула Злата и тотчас начала подниматься. А вы чавой тут все надо мной нависли, случилось чаго?

– Злата, что с тобой? Ты как-то странно говоришь, с каким-то старинным, что ли, русским акцентом. Ты не помнишь? Ты в обморок упала, – не унимался Радомир.

– Я в обморок, с чавой?

– Ну вот опять. Не шучу я, – нахмурился Радомир.

Злата брызнула и так звонко расхохоталась, что аж хрусталь зазвенел в буфете. И напряжение тут же спало.

– А что было-то, – теперь следом за отцом не унимался Артур.

Злата подошла к нему вплотную и с такой нежностью и неподдельной материнской любовью потрепала его за волосы, чмокнула в щёку и тут же молвила:

– Сынуль, ну погуляла немного твоя мать, ты ж меня знаешь.

– В том-то и дело, с тобой не заскучаешь, тебя нужно всё время сачком, как бабочку, ловить. Я уж думал, это закончилось, но вижу, что только всё начинается.

Вокруг все засмеялись, кроме Марго. Она продолжала стоять, отстранённо и пристально смотря на Злату, да так, словно ставя под сомнение, что это она.

– Хатхор! Когда твой отец задал мне вопрос, что это там за новая звезда появилась, в тот момент ты не была ещё даже имянаречённой, спокойно посапывая, покоилась у меня на голове в диадеме, специально для тебя созданной Сокаром, чтоб две его прелестницы всегда были рядом с ним. Ты была единственной из наших детей, кто был рождён вне зоны игрового пространства «Школы жизни». В тот день тебя и нарекли Хатхор.

Плечи Марго обмякли, она выдохнула и наконец тоже расслабилась.

Тем не менее на лбу пульсировала огромная лилово-пунцовая шишка. Злата подошла к трюмо, посмотрела в зеркало и на глазах у всех просто провела рукой по своему раненому лбу, правда, у своего отражения. Улыбнулась, обернулась, и все ахнули. Шишки-то больше не было.