Спустя час, проверив все комнаты, Мустафа и Баха аккуратно паковали найденные вещи. Немного денег, которые удалось найти, рассовали по карманам. На плече у Мустафы висела кожаная сумка с дорогим фотоаппаратом, а Баха держал во внутреннем кармане куртки блок иностранных сигарет. Кроме того, Мустафа взял с собой редкий французский коньяк, чтобы отметить сегодняшнюю удачу.

– Это вам не спирт Рояль, – с гордостью сказал он после трёх неудачных попыток прочитать сложное название на этикетке.

Мустафа не позволил брать никакие вещи из комнаты с детской кроваткой, потому что, по его словам, было большим грехом забирать что-то у малышей, и велел Бахе положить обратно тяжёлый браслет с бриллиантами, за который явно можно было выручить хорошие деньги.

– Штучка именная, – с презрением указал он Бахыту, повернув браслет тыльной стороной. – Видишь, тут целая надпись выгравирована: наверно, желаю того, да сего. Можно, конечно, попробовать свести эту надпись, но знакомых ювелиров у меня нет, а зайдёшь кому-то наугад – сразу засветишься. И на базаре тоже не продашь – за вещи с надписями дают намного меньше, да и опасно это. У меня одного старого дружка по такой именной вещице выследили: вор опытный был, а погорел на пустяке, из-за банальной жадности. Жадность и зависть – вот две вещи, которые сильно вредят нашему брату. Был у меня знакомый, так он то, что не мог унести, ломал или портил: получайте, мол, буржуи. Из такого браслета он обязательно бы постарался бриллианты выковырять: даже если не продашь их, то вещь уже безвозвратно пропадёт. Но такая мелочность мне не нравится, а вор этот завистливый давно уже отошёл от нормальной работы и промышляет сейчас вместе со своими братьями по разуму, где-то на госслужбе. Не всё золото в этой жизни надо брать, лучше чем-то сегодня пожертвовать, чем завтра сокрушаться, сидя где-нибудь на поселении. Так что положи браслетик обратно и никогда не бери помеченные вещи. Как разбогатеешь, купишь себе или своей девушке такой, и поймёшь тогда, что ничего хорошего в этих побрякушках нет. Одни только лишние расходы.

Перед уходом Мустафа долго копался в кабинете хозяина дома и, наконец, нашёл то, что искал – с торжественной миной он протянул Бахе тяжёлый добротный охотничий нож, отточенный до остроты тонкого бритвенного лезвия.

– Я же говорил тебе, что у меня этого добра много, – сказал Мустафа, пряча оружие в роскошные ножны и передавая своему напарнику. – Теперь и про свой старый тесак забыть можешь.

– Ничего, я его ещё верну, – пообещал Баха, с удовольствием принимая в руки новую опасную игрушку. Под курткой у Бахи уже были надеты новая рубашка и свитер, и вкруг талии он обвил дорогие джинсы, от чего на глазах располнел. Мустафа тоже поживился кое-чем из вещей хозяина, включая меховую зимнюю шапку, которую он натянул на голову.

– Пора, – сказал Мустафа, прислушавшись сквозь входную дверь к звукам в подъезде.

И они неслышно выскользнули в коридор.

– Ну что ж, экзамен ты прошёл, – похвалил Бахыта Сенсей, когда они, продав сигареты и фотоаппарат знакомым Мустафы на базаре, в подвале пили коньяк. – Теперь можешь смело драться с Амантаем. А дальше – я не позавидую тому, кто встанет у тебя на пути.

События в школе развивались даже быстрее, чем предсказывал Мустафа. Близко познакомиться за два-три дня с Аркашей и Владиком не удалось: они, как и все остальные, сторонились новенького, – да и Баха не отличался коммуникабельностью: все его попытки заключались в том, что он подходил к ним и стоял рядом, тупо прислушиваясь к их разговорам. Заподозрив недоброе, они начали отходить от него всякий раз, когда Баха пристраивался к их группе, и ему пришлось отказаться от такого метода сближения.