Внимательно выслушав посыльного, замкомвзвод не спеша записал фамилии в небольшую книжечку и, повернувшись, крикнул:

– Лизунов! Подойдите ко мне!

Появился молодой рыжий солдат с одной лычкой* на погонах.

– Я, товарищ сержант! – лихо бросил он руку к пилотке.

– Эти – в твоё отделение! Покажешь кровати! Введёшь в курс дела, что можно, что нельзя! Понятно?

– Так точно!

Повернулся к притихшим ребятам.

– Постельное бельё получите в каптёрке! Построение на ужин в коридоре в двадцать часов. В столовой сегодня только чай, поэтому питаетесь своим. На довольствии с завтрашнего дня. Всё только по команде. На построения не опаздывать и на кроватях не валяться, иначе туалет будете драить! Более подробно товарищ ефрейтор расскажет! – сделал паузу, – Кому, что не понятно?

Ребята молчали.

– Молчите?! Значит, всё поняли! – и, обнажив в улыбке крепкие белые зубы, добавил, – Или ничего не поняли?!

От массы впечатлений, голова к вечеру кружилась и немного болела. Поэтому после вечерней поверки, больше напоминавшей перекличку, Николай лёг в кровать, и сразу уснул, словно провалился в бездну. Сны не снились и, когда до слуха донеслось: «Батарея! Подъём! Выходи строиться в коридор!», он не сразу понял, где находится и что ночь закончилась.

После завтрака, на котором в основном доедали домашнюю еду, сдали вещи в каптёрку. Затем построились и двинулись в сторону плаца. Строй, если это можно было так назвать, больше напоминал колонну военнопленных, чем воинское подразделение. Прошли через узкую и низкую арку, где на одной стене Николай заметил едва приметную дверь, а у другой место для заряжания оружия, он видел такое в воинской части у отца. Вышли на широкий плац, расположенный в середине громадного старинного здания. В центре возвышалась трибуна. По краям – зеркала со стендами, на которых, аккуратно нарисованные военнослужащие в курсантских погонах, выполняли элементы строевой подготовки. Половину плаца занимали юноши, в основном, в спортивной одежде, стоявшие повзводно. Гул голосов, отражаясь от высоких стен, мерно перекатывался над строем.

– Говорят, конкурс в этом году большой! – зашептал Сергей в самое ухо Николаю.

– Почему?

– Говорят, и так было человек по пять на место! – вновь шёпотом сказал он, – Суворовцы вне конкурса! Ну, эти ладно, два года пыхтели в суворовских училищах, чтоб потом в военное поступить без экзаменов, ну и, конечно, блатняк*, без этого никуда, а вон, видишь?…

Сергей дотронулся до плеча Николая и показал в сторону. Там, слева, у самой арки стоял строй смуглых ребят кавказской наружности в форме. Николай видел их во время завтрака, но принял за суворовцев. Сергей вновь зашептал:

– Увидел? Грузины из школы Леселидзе*. Тоже, говорят, …

– Равня-яйсь! Сми-ирно! – разнеслось над плацом.

Все замерли. Гул постепенно стих. Дождавшись, когда наступит тишина, офицер на трибуне, склонился к микрофону:

– Вольно-о!

Сделал паузу. Стояла тишина.

– Вы прибыли для поступления в Ленинградское высшее артиллерийское командное училище! – загремел голос, усиленный динамиками, – С сегодняшнего дня вы все являетесь абитуриентами. Офицеры-командиры взводов доведут до вас требования к абитуриентам и порядок сдачи экзаменов.

Хотя Бог Николая ростом и не обделил, многие абитуриенты были ещё выше, поэтому, в строю он стоял только в третьей шеренге.

Чеканя шаг, перед строем вышел высокий, смуглый офицер с волевым подбородком и острыми карими глазами. Подогнанная и отутюженная форма сидела прекрасно. Немного портили его слегка оттопыренные уши. Офицер внимательно окинул всех взглядом, как бы запоминая и, хорошо поставленным голосом, произнёс: