«Весь класс уважает Гончаренко, Уварову и Таран. Их любят учителя. С их мнением считается Илютина. Все навязываются к ним в друзья. Что в них такого?! Ни разу не видела, чтобы командирши пресекли травлю или решили конфликт. Вечно держатся в стороне и мило улыбаются. Ржут со всеми. Почему к ним относятся хорошо, а ко мне плохо? Тоже хочу быть любимой другими! Я устала бояться и осторожничать. Это несправедливость или я обыкновенная неудачница, приманка для неприятностей? Как я умудрилась перейти Тимону дорогу?»

Люба вспомнила, что рядом с семейством Степанченко живёт бывшая мамина коллега, вышедшая на пенсию, – тётя Тоня, начинавшая негодовать при одном упоминании о соседях. Было от чего: драки, ругань, ссоры, пьянки, битьё посуды и окон – для интеллигентной коллеги семья Тимофея была образцом безобразия и полного бескультурья. Александра Григорьевна на откровения пенсионерки цокала языком и праведно возмущалась.

«Если честно, то я считаю, что твоя семья, Тимофей, похожа на мою. В моём доме тоже вечно гремят отборная брань да оскорбления. Только мои родители умело маскируются, притворяясь на публике благополучными, а твои нутра не скрывают»

На самом деле Люба догадывалась, почему всегда терпела злые выходки Тимона, хоть и не хотела себе в этом признаваться. Когда-то Тим был и её кумиром тоже. Тихоня думала, что в чём-то вечно виновата перед ним. Надеялась, что шатен изменит отношение, предложит дружить. Но потом ей стало всё равно после знакомства с близнецами. Люба поняла, что Степанченко не бог, а обыкновенный склочный низкосортный гавнюк. Потому что Сэро и Коробкин, несмотря на домыслы вокруг, оказались приветливее и человечнее. Тим в глазах Поспеловой махом упал с Олимпа и вернуться обратно на пьедестал уже никак не мог.

Более-менее успокоившись, Поспелова встала с корточек, отряхнулась и, не забывая оглядываться, побрела домой. Её, кроме испытанного шока и горькой обиды, волновала ещё одна мысль: дошли ли до тайного поклонника гадости Тимона. «Поверил ли мальчик в то, что я потаскуха? Разочаровался ли? Какой бы мне совет дал Сэро? А знаю! Это будет его выбор. Так что живём дальше и не грузимся».

Степанченко обернулся проверить, на месте ли Люба, и едва не выругался вслух, увидев, что она сбежала. «Если б эти куры не вылезли, как дерьмо из забитого унитаза, я б сучке уйти не дал! Узнать ни хрена не успел. Выгодная тварь! Решила найти крышу? В седьмом классе Фарафанцева склеила, еле идиота отвадил! Теперь для цыгана наряжается. Что у того, что у этого предки барыжат на рынке. Ищешь, где повыгоднее, потеплее, да? Почему ты падкая на тех, кто при бабле, а? Своего мало?»

– Поспелова приоделась, и ты поплыл, Тимоша?

Парень очнулся и вопросительно взглянул на Виноградову.

– Наша мышка похорошела. Влюбилась, может, в кого? Она такая закомплексованная, прям жалко! Надо по-дружески ей помочь.

– Чем?

– Посвятить избранника в её чувства!

– Ну посвящай.

– Я не знаю, кто это, – наигранно пожала плечами Камилла. – Вы её фальшивой валентинкой обрадовали?

– Нет, нахрена?.. Не знаешь, так выясни! Тебе же интересно – вот и наводи суету.

– А вдруг это ты! – коварно намекнула она. – О чём вы болтали?

– О том, что Ибрагимов без тебя гуляет.

Виноградова мгновенно перестала жеманничать, поменявшись в лице.

– Дурак!

– Дура! – парировал Тимон. – Если это буду я, случится конец света. Бывай! Пока, девчонки! Завтра увидимся.

Степанченко повернул направо. Камилла недоумевающе посмотрела ему вслед, многозначительно хмыкнула, переглянулась с Ирой Уваровой да продолжила приятную беседу с ровесницами как ни в чём не бывало.