Каждый день подросток брала на краденые деньги то, что раньше было недосягаемым: зарубежные шоколадки, пакетики с растворимыми напитками, красивые канцтовары, газировку, жвачку, модные журналы. Пару постеров с «Зачарованными» и Андреем Губиным она налепила на дверцы шкафа у себя в комнате.

– Одноклассницы подарили, вот я и решила повесить! – соврала тихоня Александре Григорьевне. – Скотч дверей не испортит, не переживай!

Шура Поспелова внимательно рассмотрела симпатичного артиста, улыбавшегося с большого глянцевого листа.

– Приятный паренёк! Рада, что не чернявый! Это хорошо.

– Хорошо, конечно, – согласилась дочь, подавив ехидный смешок.

«Купить котика или Азизу? – рылась десятиклассница в стопке настенных календарей-плакатов. – О! Группа Five!» Поспелова вытащила плакат и засмотрелась на пятерых англичан.

– Полюбила слащавых пацанов вешать на стену? – раздался из-за спины насмешливый юношеский голос.

Хорошее настроение моментально улетучилось. Люба оставила на прилавке всё, что собралась прикупить, и незаметно вышла на улицу, пока Степанченко просил продавца подать с полки канцелярские ножи. «Блин! Хоть бы задержался в магазе и за мной не пошёл! Господи, шевели же булками быстрее, глупенькая! Давай туда, за поворот!»

– Эй, Люба! – послышалось позади. – Подожди, вместе пойдём!

«Вот чёрт! Всё-таки по мою душу! Делай вид, что не слышишь! Быстрее! Что ему надо?!»

Тимофей, перейдя на бег, догнал девочку и схватил за руку.

– Куда несёшься?! – парень развернул её к себе и стал сверлить глумливым взглядом.

– Домой тороплюсь! – Люба напряглась. От шатена ей не отвязаться.

– Так идём вместе. Всё равно рядом живём! – приветливо заметил Тимофей.

Взаимной улыбки у насторожившейся Поспеловой для ровесника не нашлось. Она угрюмо посмотрела на него, и, ничего не ответив, зашагала дальше. Степанченко как ни в чём не бывало пошёл рядом. Разговор нужно было как-то начинать.

– Тот плакат, что ты смотрела… Любишь попсу?

– Э-э-э-э, да, – ответила девочка, разглядывая асфальт. – А может, и нет.

– Так да или нет? – навязывал беседу он.

– Я много чего слушаю. Не только попсу.

– А я рэп люблю. Слушаешь такое?

– Немного.

– Кто нравится из рэперов? – Тим стремился быть приятным.

– Имена не помню. Кто-то из американцев, – отвернувшись, тихо проговорила старшеклассница. Приветливостью было её не купить. Она помнила, как в восьмом-девятом классах Тимон после злых шуток и оскорблений вдруг становился ласковым, обходительным да культурным, провожал её до дома. Обрадованная переменой в поведении первого красавчика, школьница расслаблялась и шла навстречу, а в ответ на следующий день, не ожидая подвоха, получала порцию хамства в разы больше, чем было до.

Степанченко подметил напряжение Любы, но не особо переживал. С чего-то надо было начинать, если старые методы больше не действовали. «Рано или поздно ты расслабишься и подпустишь поближе. А там, может, и решишь, что я поинтереснее Ибрагимовых с Коробкиным. Пока подожду. Всему своё время. Но больше одна ты ходить домой не будешь».

– Snoop Dogg, наверное?

Тихоня покосилась на собеседника, не желая развивать дискуссию, но всё же сухо ответила:

– Пара песенок заходит. Но я не уверена, что мы говорим об одном и том же человеке. Надо у брата на компакт-дисках имена посмотреть… Всё, пока! Мне прямо.

Люба надеялась, что Тимофей свернёт в небольшой узкий сквозной переулок, чтобы ощутимо сократить путь. Она ходила через него с Ибрагимовыми. Но с Тимоном пройтись по заросшему проулку школьница ни за что бы не рискнула, так как знала, что от непредсказуемого одноклассника ничего приятного ожидать в глухом месте не стоило. Боялась она его и здесь, на широкой второстепенной дороге, где их было и видно, и слышно. Пустынная проезжая часть и редкие прохожие в разгар рабочего дня давали шатену возможность пустить в ход руки. Поспелова опасалась неожиданно оказаться прижатой к забору и получить удар кулаком в бок, когда настроение сверстника поменяется.