Поспелова резко остановилась, прижатая к перилам моста. Ната затормозила следом, принявшись разглядывать причину остановки. Толпа гуляк перестроилась и стала лениво огибать плотную кучку людей возле ограждения. Изрядно смутившаяся, после непродолжительных приветствий и раскланиваний, Люба переговаривалась с темноволосой женщиной средних лет, одетой неброско, даже скромно. Стоптанные сапоги, затёртое, в выцветших пятнах, пальто, на голове шапка из порядком лежалого меха. Лицо дамы, припухшее и несвежее (видимо, от хронического бытового пьянства), выражало почтение крайней степени, а растянутая до ушей подобострастная улыбка демонстрировала синеватые зубы вперемешку с золотыми и стальными коронками.

Мадам, обрадованная встречей, решительно не желала дать девчонке уйти, задавала назойливые вопросы и, подойдя неприлично близко, заставляла последнюю вжиматься в кованые перила моста.

Выход из приветливо-липкого капкана перегородил темно-русый сутуловатый высокий парень лет двадцати, с неприятным хулиганским лицом, в выражении которого читалась кабацкая развязность вперемешку с плебейским невежеством. Засунув руки в карманы и нависнув над юной девой, отчаянно стеснявшейся из-за докучливого внимания, молодой человек разглядывал ту сальным взглядом настолько бесцеремонно, что у Натальи засвербело под ложечкой.

– Похорошела, деточка! Загляденье! Глаз не оторвать! Хоть прямо сейчас замуж ягодку выдавай! Тимоше скажу, чтоб он тебя к нам домой привёл чаю попить! Не стесняйся, заходи в гости!

– Ну, даже не знаю, – промямлила перепуганная и растерянная Люба. Она крутила головой, ища возможность вырваться, но заточители ещё крепче сомкнули приветливый круг.

– Учишься с Тимофеем в одном классе, а не дружишь почему-то. Знаю, строгая мама следит. Но чего же моего сына стесняешься? Ведь друг друга с детского садика знаете! Я его хорошо воспитала! Он мальчик добрый, ласковый, порядочный – тебе ничего плохого не сделает!

Долговязый парень оторвал от побелевшей Любы беспардонно-ехидный взгляд, посмотрел на Нату, наблюдавшую за сценой, и улыбнулся самодовольно-развязно. С левого боку вместо зубов красовался ряд стальных коронок.

– Пропустите нас, пожалуйста! Мы опаздываем! – громогласно заявила рыжая, интуитивно почувствовав необходимость вмешаться. Она схватила Поспелову за руку и грубо вытолкнула из дружеских тисков семейства Степанченко.

– Куда это вы опаздываете?! – смешалась Зинаида, недовольно оглядывая яркую да броско одетую Любину спутницу.

– По делам, тётенька, по делам! Работа не волк, в лес не убежит. А вам – всего хорошего! – отстрелялась Ната.

– И вам! До встречи, Любонька! – крикнула напоследок женщина быстро уходившим вдаль подросткам. – В гости заходи!

Тихоня не обернулась. Она пошла чуть ли не бегом. Казалось, тяжёлая сумка в руке не обременяет движений. Наталья удивлялась её скорости, поравняться не успевала. Скоростной запал прошёл через четыре квартала от рынка, когда они спустились с возвышения проезжей части к пустынному тротуару набережной. Люба остановилась, поставила авоську с продуктами на землю, потянулась, отдышалась и начала разминать затёкшую руку.

– Устала? – посочувствовала догнавшая Ната. – Может, посидим на ступеньках у воды, выдохнем? Или торопишься?

Десятиклассница с грустью посмотрела на неё, отвернулась, затем, выдержав паузу, ответила:

– Мне некуда торопиться.

Школьницы спустились к реке и присели на край холодной бетонной ступеньки. Темно-зелёная вода мелкими волнами колыхалась и плыла куда-то мимо.

– Ты, однако, популярная! – улыбнулась Наташа. – Всем от тебя что-то надо!