– А ну, подойди-ка!..

Школьница повиновалась. Женщина попробовала наощупь волосы. Они были чуть влажными и ничем не пахли. Дочь сообразила помыться хозяйственным мылом.

– Смотри мне! Купаться надо только в бане! В жаре. Иначе простуду подхватишь и менингитом заболеешь! Будешь потом в дурке от боли выть и на стенку лезть. Все, кто моются в ванной, заболеют рано или поздно. А тебе черепушка умная да здоровая пригодится! Кому больная нужна будешь?..

Люба кивала, соглашаясь с каждым маминым словом. Сегодня удача была на её стороне, и завтра не придётся собирать сальные патлы в ненавистный хвостик. Это была маленькая Любина победа.

***

Шла большая двадцатиминутная перемена. Время питания в школьной столовой и для личных нужд. За это время школьники успевали покурить, сбегать за жвачкой и лимонадом в неподалёку стоящий ларёк, купить жареных семечек у бабулек, плотным рядком усевшихся на табуретках с тазиками товара прямо возле забора, у входа на территорию школы.

Директор, учителя и, в особенности, уборщицы кляли на чём свет стоит и предприимчивых бабок, и их горячие, только со сковороды, солёные семечки. Вся школа – то тут, то там – была заплёвана подсолнечной шелухой. Шелуха была в батареях, на подоконниках, на полу и ступеньках, под партами и даже на полках шкафов в кабинетах. Школьники покупали хрустящие семена подсолнуха – и грызли, грызли. Бабушки, распродав один таз, шустро тут же бежали жарить другой, чтобы ко следующей перемене быть во всеоружии.

Директор неоднократно гонял бабок от забора – они сначала садились чуть дальше, а потом возвращались. Это были 90-е – каждый выживал как мог.

Уборщицы в раздевалках проверяли детские карманы и выбрасывали найденные семечки. Щелкунов, пойманных в школе с поличным, одаривали щедрой бранью, всучивали веник с совком и заставляли подметать место преступления. Всё было без толку. Семечковая война не имела ни конца ни края. И такая война шла во всех четырёх школах южного городка.

Люба, поев в столовой, подошла к столику с выпечкой и купила на собранные чудом гроши свою любимую сдобную булочку с хрустящей посыпкой. Работники столовой невероятно вкусно пекли. И если у Любы удачно гремело в кармане несколько монеток, в ароматных столовских пирожках школьница себе никогда не отказывала.

Урок химии, следовавший сейчас по расписанию, был одним из ненавистных для Любы занятий. Девочку раздражали предметы, которые она не понимала. Для неё такие уроки были временем, потраченным зря. Прогулять, читая книги в библиотеке, такие уроки нельзя, заняться на них своими делами – тоже нельзя. Сидишь, молишься, чтоб не спросили, и моргаешь глазами.

Химия проходила в восточном крыле второго этажа. Небольшой коридор этого крыла – без единого окна, очень плохо освещённый и глухой – слыл местом, где неблагонадёжными школьниками свершались плохие поступки. Темнота коридора, его аппендиксное строение, удалённость от учительской, директорской и проходных светлых зон, малое количество кабинетов притягивали сюда, в самый конец, всех желавших темноты, тайны, закулисных шалостей и сокрытия совершённых грехов.

Люба не любила этот коридор. И было за что. Здесь особенно её обожали задирать дружбаны Степанченко, а двое из его шайки на этом месте её в прошлом году как-то весьма больно, от нечего делать, побили.

Сегодня в тёмной клоаке было весьма людно и шумно. Кроме Любиного класса, столпившегося у дверей кабинета химии, у противоположной стены скучковался 10 «Д», шумный, весёлый и очень дружный.

«На прошлых неделях их здесь не было», – подметила Люба и призадумалась.