Но телефон хотя бы помог скоротать время, пусть даже и за допотопной пиксельной «Змейкой». Костя не поднимал глаз от светящегося экрана и не замечал, как тени вокруг сгущаются – для обитателей квартир, окна которых выходили во двор, вечерние сумерки всегда наступали на час раньше, чем для их более счастливых соседей.

Уловив краем глаза какое-то движение, Костя вскинул голову и увидел направляющегося к «тойоте» Василия. В руках он нёс Костин школьный рюкзак и старую дорожную сумку грязно-оранжевого цвета с когда-то ярко-зелёными, а теперь скорее лимонными ручками. Они с бабушкой никогда никуда не ездили, и эта сумка, сколько Костя себя помнил, всегда лежала, плотно утрамбованная, в углу антресоли в прихожей. Поэтому видеть её сейчас при деле и распухшей от вещей было очень странно.

Но Костя не мог оторвать от неё взгляда по другой причине. И по этой же причине вокруг его сердца будто стянулся ледяной жгут, от которого по всему телу побежал ядовитый холод, а на душе стало ещё гаже и тоскливее, чем от мыслей о предательстве Ромки.

Василий подошёл к багажнику, но Костя не стал оборачиваться. Его охватило странное онемение, не только тела, так что и пальцем пошевелить не хотелось, но и духа. Всё будто отдалилось: и то, что происходило вокруг, и его собственные мысли и чувства. Костя будто со стороны услышал щелчок открывающегося замка, затем шорох укладываемой сумки и лязг захлопнувшей крышки.

Он так и не поднял глаз от погасшего экрана мобильного телефона в безвольно упавшей на колени руке, даже когда водительская дверца отворилась и Василий, крякнув, сел в кресло.

– Она не хочет меня видеть? – тихо спросил Костя, едва узнавая свой голос.

Василий пару секунд молчал, затем громко вздохнул и повернулся к нему.

– Слушай, парень… – Он провёл рукой по лицу. – Не буду врать, твоя бабушка очень на тебя сердита. Я не знаю… – Мужчина покачал головой. – В общем, я оставил ей контакты лицея, она знает, что там за тобой присмотрят, ей не нужно за тебя волноваться, и если… когда ей захочется, она с тобой свяжется.

– Она даже не выйдет меня проводить? – ещё тише спросил Костя.

– Парень…

Василий снова протяжно вздохнул. Ему явно было неловко, и он, торопясь сменить тему, протянул рюкзак, деловито сказав:

– Я вроде собрал всё, что может понадобиться. Но если что, лицей обеспечит тебя необходимым. Единственное, мне только сейчас это пришло в голову, но… – Он замялся и неуютно заёрзал. – Если ты хочешь взять с собой что-то особенное, на память там или… Не знаю… Я могу сходить.

Костя, не глядя ему в лицо, взял рюкзак и положил рядом с собой на сиденье. Что бы он хотел взять с собой особенного? Разве у него что-то было, кроме одежды и школьных принадлежностей? В их однокомнатной квартирке было слишком мало места, чтобы долго хранить старые вещи, так что те немногие игрушки, которые бабушка покупала ему в детстве, она или выкинула, или отдала соседским детям. Ещё оставались две полки читаных и перечитаных книг в расклеивающихся и потрескавшихся переплётах с выпадающими кое-где страницами да стопка пазлов в разломанных от старости картонных коробках, но сейчас это казалось слишком мелким и несущественным, чтобы отправлять за ними Василия. Если бабушка не желала его видеть… Значит, чем быстрее они уедут, тем будет лучше.

Костя молча помотал головой.

– Ладно, – Василий кивнул. Заметив телефон на его коленях, он протянул к нему руку: – Дай-ка мне его, я запишу свой номер, вдруг где разминёмся по пути. Не должны, но на всякий случай.

Костя послушно вложил ему в ладонь телефон. Он устал и ни о чём не хотел думать.