– Да. Причём от моих наблюдателей пришла весточка о том, что кое-какой груз они всё-таки приняли на борт. По десять бочек на каждый из шлюпов. Что это? Бочки с солониной? Провиант для выхода в море? Или что-либо похуже и разрушительнее?

– Мерзавцы, – прошептал д'Эльбёф, сжав кулаки. – Мы должны немедленно арестовать их!

– Так мы и поступим. Но нас должна беспокоить не столько чудовищность этого плана, сколько его правдоподобность, – проговорил Арман, потирая подбородок. – Как-то легко всё это открылось. Слишком просто для такого прожжённого и ловкого интригана, как Вандермеер. К тому же ему наверняка известно в точности то, какими силами располагают англичане. Лорд Суррей со всей предусмотрительностью, какая у него есть, не сумел бы скрыть масштабы приготовлений. И при всём моём уважении к королю Англии, он не только не стал скрывать планы выхода флота из Дувра, но наверняка проведёт там и прощальную церемонию с максимальной помпезностью. Понимаете, речь идёт о долгих и дорогостоящих приготовлениях, на которые только слепой и глухой не обратят внимания.

Чувствуя неодолимое желание крушить всё, что попадётся под руку, д’Эльбёф встал из-за стола и тоже зашагал по комнате:

– Значит, с одной стороны у нас английская флотилия, которая при полном параде и под фанфары выходит из Дувра, а с другой – голландцы, готовящие диверсию, но без особенных ухищрений, и, следовательно, не надеясь на конечный результат?

– Не совсем, – возразил де Руже, но в их разговор вступил лейтенант д’Артаньян, который до того момента хранил суровое молчание:

– Так и что же за всем этим стоит? Говорите, герцог! Уж вы-то наверняка узнали больше того, о чём рассказываете нам сейчас.

– И да, и нет, – ответил де Руже. – Я пока не располагаю достоверными сведениями, это всего лишь мои предположения, что всё это не более, чем дымовая завеса, предназначенная для того, чтобы отвлечь внимание от других планов Вандермеера. А может быть и кое-кого с более жестоким и изощрённым воображением по части диверсий. И в то же время они и в самом деле могут нанести удар по одному из кораблей англичан.

– Вот как? – д'Артаньян сдвинул густые брови к переносице и сурово посмотрел в лицо генерала.

– Да, – не теряя хладнокровия, ответил Арман, – пока мы будем заняты обезвреживанием брандеров и поиском заговорщиков здесь, в Кале, они успеют подготовить нечто более действенное в другом месте. Быть может в самом Париже. Или в королевской резиденции, где предполагается проведение свадебных торжеств. В Лувре об этом знают из моего доклада. Но насколько серьёзно мы сами оценили эту вероятность?

– Ну, о том, что эти мерзавцы не ограничатся только мелкими гадостями в Кале, мы предполагали ещё до отъезда посольской свиты в Лондон, – подтвердил лейтенант.

Он подошёл к столу и склонился над картой, некоторое время изучая очертания береговой линии и отмеченных генералом пунктиров. После этого он поднял взгляд на де Руже и спросил:

– Стало быть, они могут подбросить нам соломенное пугало? А основной удар придётся на… Хм… Так Париж или Фонтенбло?

– Всё зависит от их настоящей цели, – произнёс де Руже. – Пока они нацеливались на то, чтобы устроить максимальную шумиху с целью раздуть скандал и с его помощью сорвать переговоры о заключении брака. Позволят ли они себе перейти черту – без веских оснований я предполагать не стану. Но может статься, что их интересует нечто другое. Что-то, что необходимо уничтожить. Или выкрасть, скрыв следы похищения с помощью пожара после взрыва на корабле, – эти слова Арман прошептал настолько тихо, что его собеседникам показалось, будто им только послышалось это страшное предположение.