Надо будет спросить у доктора, нормально это или нет. Чёрт, не хочу об этом думать! Хотя о ком тут можно думать, как не о сестре, что так одиноко лежит на половинке дивана? Скукожилась. Наверное, мерзнет. Прохладный воздух сочится через открытое окно – я всегда любил прохладу. Кондиционера в этой комнате не было, поэтому приходилось открывать окно. Днем, что открывай, что нет, от духоты не спасает, а вечером и ночью приходит долгожданная прохлада.

Может, прикрыть? Тогда я не смогу уснуть точно. Молча укутываю ее одеялом. В ответ тишина. Даже не пошевелилась. Уснула?

– Спишь?

Спит? Или я правда подумал, что она скажет мне хоть слово?

Тишина.

Молоко. Почему я не могу на него смотреть и не вспоминать случай на кухне? Сейчас молоко окрасится в шоколадный цвет протеина. А могло ведь стать бледно-розовым от крови. И какой был бы тогда вкус? Чувствую, становлюсь помешанным. Везде мне мерещится это молоко. Покупая его в магазине, делая кашу, добавляя его в кофе, я сразу вспоминаю мой первый день пребывания в доме родителей, первое утро. Оно теперь преследует меня постоянно.

– Ну ты, конечно, сегодня дал на тренировке! Это из-за тех новых цыпочек? Согласен, они ничё так, можно и приударить. Какая из них тебе приглянулась? И чего ты такой напряженный?

Я не смог точно вспомнить, на каких новеньких он мне показывал в зале, но там точно была светловолосая. Стоило увидеть ее длинные светлые волосы, как у меня в голове сработал очередной переключатель. Полезли мысли о другой светловолосой девушке, которая в этот момент может сидеть на солнышке и рисовать. На лице у нее легкая улыбка, взгляд прикован к листу бумаги. Картина в голове вырисовывалась очень четкая, и было ощущение, что передо мной не тренажеры, а кухня и окно. И снова кровь начала закипать, и уже было всё равно, кто рядом и что происходит вокруг. Поэтому точно сказать, что там были за девочки, было весьма сложно. Вся энергия уходила на тренировку, чем больше усилий я прикладывал, тем легче становилось, и образ сестры на заднем дворе в лучах летнего солнца постепенно мерк.

– Да, они и вправду хороши. Я бы взял себе ту светловолосую.

Не говорить же ему, что, ко всему прочему, мне надо было выпустить весь пар, всё напряжение, которое копилось во мне, пока каждую ночь, после двенадцати, приходила сестра и молча, по-хозяйски, ложилась в мою постель, укрывалась моим одеялом и спала. Первые две ночи она просто лежала рядом, но после осмелела и начала прижиматься всё теснее и теснее. Просыпался я раньше и видел, как она непроизвольно ночью закидывала на меня то руку, то ногу. Я всегда старался осторожно высвободиться, чтобы не разбудить ее, и спускался варить себе кофе с корицей. Кофе, сваренный в турке, был не таким вкусным, как у мамы, он обычно имел горьковатый вкус. Скорее всего, я его передерживал, но уследить за ходом времени было очень сложно: в голове несся нескончаемый поток мыслей. Кофемашиной пользоваться не хотелось.

Первый час после моего пробуждения проходил в тишине и в копаниях в самом себе. Я на автомате брал свой ежедневник, записывая дела, которые нужно сделать за день. Они сводились к тренировкам, работе и свободному времени вечером. И каждое утро я заполнял поля «События» и «Благодарность» за прошлый день. Непроизвольно я записывал туда приход сестры ко мне в полночь и выздоровление отца. Даже когда мозг говорил, что не такие события нужно записывать в свой деловой ежедневник, ремарка про сестру непроизвольно появлялась в конце. Вечером, перечитывая написанное, я всегда задавался вопросом: «Какого чёрта это стало событием, приравненным к росту процентов годовых?»