Катя наблюдала из-под потолка за этим цирком и чувствовала, как к ней подступает какая-то смутная тревога. Пока мужика не было, она чувствовала только вонь. А сейчас из комнаты исходило что-то еще. Катя подлетела поближе, чтобы понять, что это. И ее аж скрутило. Причем в натуральном смысле. Призрачные тела, оказываются, так могут.

– Сережа! Мы должны зайти!

Сергей удивленно уставился на Катю. Потом на дверь комнаты номер один. Потом опять на Катю.

– Ну ладно. Пойдем. Но что-то ты немного странно выглядишь, дорогая. С тобой все в порядке?

Катя не ответила – рванула внутрь. Залетела за дверь, распрямилась и завыла. И так страшно завыла, как самый настоящий полтергейст из какого-нибудь низкобюджетного ужастика. Можно было бы даже подумать, что это не призрак хрупкой девушки, а мощный вервольф, причем в разгар праздника полнолуния.

Сергей замешкался на секунду, но потом все-таки подлетел к ней и начал успокаивать, как мог. Но чем дольше прикасался к ней, тем больше ему самому хотелось завыть. От жены ему передавалась какая-то смертельная, адская тоска.

Сергей решил, что потерпит. Обнял ее еще крепче и осмотрелся. Обстановка в комнате и правда была удручающей. Разбросанные вещи, и не в творческом беспорядке, а в каком-то пофигистическом. Пустые бутылки, обертки от фастфуда. Недоеденный салат, в котором уже завелась новая жизнь, и кажется, планировала захватить мир, если ее немедленно не остановят. И фотография в черной рамке на столе. На фото – женщина с каштановыми волосами в обнимку с красивым черноволосым мужчиной и такая же, вся в них, темненькая девочка. Глаза в точности как у папы, а овал лица повторял мамин один в один.

И тут у Сергея буквально сердце упало. И это, между прочим, не шутка, и не метафора. Призрачные органы мало того, что не отличались функциональностью, но и не были особо привязаны к положению в теле, как оказалось. Катя обратила внимание на валяющийся на полу жизненно-важный орган, и у нее глаза на лоб полезли. В этом случае метафорически. Она от удивления даже выть перестала. Спросила:

– Сереж, ты чего?

– Я их, – отвечает, – видел. При очень печальных обстоятельствах, – и смотрит на фото.

Катя тоже пригляделась. Сначала мутные, потом все более четкие образы всплывали в ее голове, и буквально за считанные секунды она поняла. Все-все поняла.

Возможно, ближе к концу восприятие обостряется. Возможно, отсутствие физического тела со всеми его проблемами улучшает мыслительные процессы. В общем, Катя осознала, что помнит каждое лицо, которое видела перед их с Сергеем совместной смертью, в деталях, так, как будто это ее старые знакомые.

Сердце Кати защемило от жалости. В этот раз она не просто понимала, что за человек лежит в грязной кровати перед ней, она как бы разделяла с Алкашом его чувства. В обрюзгшем лице Алкаша она опознала того симпатичного мужчину с фотографии. А в женской части его семьи – тех, кто летел вместе с ними два года назад, в тот самый день. Катя произнесла задумчиво:

– Просто есть такие люди, знаешь. Они не могут, просто физически не способны жить для себя. Ему нужен кто-то, ради кого он горы свернет. А иначе жизнь – не жизнь. Проще умереть.

Катя вылетела из комнаты. Сергей задержался, присмотрелся к другим фотографиям: тем, что висели на стене. Лица, смотревшие на него со снимков, тоже казались знакомыми. Кроме фотографий, на стену были неровно приклеены стикеры с заметками, схемы и газетные вырезки. Заголовки рассказывали о том, что «авиакатастрофа унесла сто двадцать две жизни», «ошибка пилота», «капитан Рогов принял решение, приведшее к катастрофе», «родственники получат компенсацию», и так далее. Сергей завороженно разглядывал эту подборку. Искал знакомую фамилию, ту самую, которую считал частью себя, и которой поделился с женой чуть больше двух лет назад. Когда нашел, его прошиб призрачный холодный пот. Он уже привык к своему новому состоянию, но видеть свою фамилию в списках погибших – любого проймет. Сергей попятился, развернулся и резко вылетел сквозь стену.