Мама этому совсем не удивилась в отличие от Шевы, которая, сообразив, ктó перед ними стоит, сразу же спряталась за маму.

– Какая крошка, – прошипела пантера.

Мама уверенно достала из холщовой сумки вкусную еду в контейнерах, которую они взяли с собой специально для жриц.

– Здесь фаршированные яйца, тофу, бутерброды, вареное мясо… Мы понимаем, что вам сложно надолго покидать храм и не нравится питаться одними ягодами и овощами, каких здесь в избытке.

– Спасибо, да только кроме как «одними ягодами и овощами» нам больше нечем питаться и не разрешается.

Мама неловко улыбнулась.

– Что ж, сойдет для подношения Баст… Пойдемте в мою комнату. Скинете вещи – станет легче ходить. Меня зовут Нагельхар. Я тут одна.

Жрица гордо, но быстро зашагала по направлению к выходу из храма.

Мама двинулась за ней, волоча за собой напуганную Шеву.

– А… где все остальные? – крикнула она, запихивая по пути обратно в сумку яйца.

– Я их съела, – невозмутимо ответила Нагельхар.

Она провела их через грядки в небольшой садовый домик, который стоял так, чтобы из него было хорошо видно храм. Внутри он оказался неожиданно презентабельнее, чем снаружи; там был тяжелый письменный стол из дорогого дерева, книжный шкаф с фолиантами, на корешках которых поблескивали незнакомые Шеве символы, пышная кровать с темным балдахином и много-много другой небольшой, но создающей уют мебели. На подоконнике у кровати росла веселая нежно-зеленая рассада.

– Это что, кошачья мята? – обеспокоенно спросила Анфиса.

– Имеете что-то против? – лениво спросила Нагельхар.

– Почему сразу против, это ваше личное дело, – начала отнекиваться мама, и Шева поняла, что она делает это не потому, что боится, а для того, чтобы Нагельхар не рассердилась и выслушала их просьбу.

Нагельхар убрала продукты в ледник, что стоял в погребе под единственной комнатой домика, зажгла несколько толстых свечей, села за стол напротив Шевы и Анфисы, которым был предложен чай, и сказала:

– Благодарю за подарки. Я очень давно не ела ничего подобного. Долг жрицы запрещает мне… питаться так, как хотелось бы. Но тофу и вправду хороши.

– Разве Баст действительно интересно, что вы кушаете? – вмешалась Шева.

Мама легонько пнула ее под столом.

Но Нагельхар не смутилась.

– Нет, но мне интересно показать ей свое уважение и трепет. Для этого я готова ограничить себя в некоторых сферах жизни. И потом… многие физические радости переоценены.

В этот момент мама заносила в рот сочный вишневый кекс, который поставила на стол хозяйка. Поймав на себе ее холодный, безразличный взгляд, она смутилась и пронесла кекс мимо рта.

– Я не очень-то хочу поклоняться Баст, мне не нужно ей ничего доказывать, – оправдалась она и откусила пол кекса.

– Разве я что-то сказала? Как бы там ни было – речь ведь о котенке. Я права?

– Да, о ней. Это моя дочь. Шевочка, расскажи тете, что тебя тревожит.

Шеве стало неловко перед важной Нагельхар за то, что мама называет ее «Шевочкой» и ест сладости, в то время как Нагельхар соблюдает строгий пост.

– Сегодня во сне ко мне явилась Баст. Она сказала, что я должна найти свой путь, и сказала мне прийти в этот храм.

– Хм. Вот как.

– …да, но она не сказала, чем вы тут занимаетесь и что мне тут нужно будет делать.

– Что еще можно делать в храме, как ни молиться… – пробурчала мама, расправляясь с новым кусочком.

– Баст сказала, что поможет мне, только когда я признаюсь, что мне от нее что-то нужно. Что я чего-то хочу и надо, чтобы кто-то исполнил мои желания.

– Много у тебя их?

– Это как-то связано со сроком, который мне придется тут отслужить?

Нагельхар расхохоталась.