И вдруг… начинает хохотать.

Ее корчит от смеха! Ее прошибают слезы!

– Как… – пытается она выговорить, сгибаясь пополам, – нет, как… как ты находишь эту штучку в темноте… когда хочешь облегчиться?!

В моих глазах полощется красная пелена. Голос похож на рев раненого животного. Я лют и страшен.

– Ты смеешься надо мной! Я убивал и за меньшее!..

Она едва не валится наземь:

– Прежде чем убить, попытайся изнасиловать!

– Иногда я поступаю наоборот!..

Путаясь в ремнях, пру на нее. Убить эту сучку. Разорвать пополам. Растоптать, размазать…

Давясь смехом, Аталнурмайя швыряет мне в лицо пригоршню мельчайшего праха и произносит короткое заклинание. Что-то там вроде «айюнафилхорайя… ахоаноба… иномлантауна…»

И я, не довершив шага, обращаюсь в дерево.

Магия. Ненавижу магию.

Кажется, у меня даже листья появились, а корни я прямо-таки ощущаю собственными пятками. И где-то на верхних ветках свила гнездо какая-то блядская птица…

– Так ты намного лучше, – говорит Небесница с удовлетворением. – Даже твое достоинство, кажется, увеличилось в размерах и стало пригодно к употреблению. Уж никак не тот прыщик, что был раньше.

Она снова хихикает.

– Эй, Скользец, ты еще тут? Или Когбосхектар тебя окончательно задушил?

– Я никуда не исчезал, Небесница. Все ждал, чем же ты огорошишь этого простодырого скота.

– Вот и дождался.

– Только не надейся, что твоя детская магия сгодится против меня. Хочешь, я отпущу зверя на волю?

– Уж лучше сделай ему шишку побольше.

– Ты все еще намерена ублажить свою странную прихоть?

– Я решила, что стану матерью демона. И стану ей, даже если мне придется трахаться с деревом вроде этого. Даже если мне придется перетрахать все деревья в округе!

– У матерей демонов незавидная судьба. Обычно они умирают еще при родах.

– Откуда ты знаешь?

– Я видел это не раз.

– Добавь еще, как ты любишь: и не двадцать… Твоя мать тоже умерла?

– Я не был рожден матерью. И не забудь: я не демон.

– Ах да, помню, ты Элмизгирдуан Угольно-Черный из расы угольно-черных элмизгирдуанов.

– То, что ты делаешь, лишено всякого смысла. Лишено по двум причинам. Причина первая: что бы ты себе ни воображала, я не демон. Причина вторая: ты все равно не доберешься до меня, как бы того ни желала. Всякий раз ты совокупляешься не со мной, а с телом, которое я всего лишь выбрал в качестве сосуда для своей сущности. Или накинул на себя, как та накидка, на которой ты стоишь ногами. Кувшин не может обладать достоинствами вина, что было в него налито. Одежда не будет сильной, умной или пригожей, как тот, кто ее носил.

– Я хочу в этом убедиться.

– Что ж, я предупредил. Поступай как знаешь. Гляди только, чтобы твой ребенок не родился жутким уродом, похожим на всех своих отцов.

– Демон и должен быть уродом!

– У меня больше нет желания с тобой пререкаться. Поспеши совершить свой нелепый обряд, а после дозволь несчастному глупому Когбосхектару исполнить его предназначение до конца.

– Послушай, Скользец… Пока я насилую этого дуралея, можешь развлекать меня своими сказками. Ты ведь должен знать много интересного.

Меня никогда не просили ни о чем похожем. Я мог только мечтать о том, чтобы передать кому-то малую толику бремени своих воспоминаний. Но не предполагал, что стану делать это, будучи заточен в одеревеневшем теле копьеносного сотника-изверга, которого употребляет полоумная девчонка королевских кровей.

Но другой случай мне вряд ли представится.

Может быть, делясь своей памятью, наконец я научусь забывать…

– Вот, послушай, – начинаю я. – Давным-давно, в одном из прежних миров, кажется – даже в самом первом, жил король, которого звали Гумаукт. Мы же назовем его Гумаукт Третий, поскольку отец его был Гумаукт, и дед его тоже был Гумаукт. На самом-то деле королем его никто не величал, потому что он был не человек, и вообще не сходен был ни с чем, что вы, люди, можете себе вообразить, а властный титул его звучал как «Глаз Вихря». И у него была дочь, которую звали, естественно, Гумаукта. Дочь была совсем юная, а окружали ее большие, грубые и громогласные существа, которым некогда было с ней возиться. Даже отцу не было до нее дела. Целыми днями… хотя и дней-то в ту пору, можно сказать, и не было… крошка Гумаукта была предоставлена самой себе. И был при дворе… если это можно было считать двором… некто, кого вы, люди, наверняка называли бы колдуном. В том мире все по вашим меркам были могущественными колдунами, но этого за его безмерную магическую силу почитал даже король Гумаукт Третий. Имя колдуну было Гумаульф… ты можешь заметить: никакого разнообразия, но это не так. Самые созвучные для твоего слуха имена на языке того мира казались совершенно различными. Оттого-то я и вынужден самым нелепым образом нумеровать Гумауктов, чтобы хоть как-то разбирать их, а тогда все короли были Гумауктами, но у каждого было свое имя. Однако же речь не о том, а об игрушке, которую сострадательный колдун подарил принцессе Гумаукте, чтобы немного скрасить ее досуг…