И то, и другое, кстати, на высоте. Отметим этот факт для потомков.

Так что же не так с Ярославом?

Инга сунула под воду мыльную чашку, ополоснула ее и отставила в сторону.

Вот он приходит.

Вот здоровается.

Вот заходит во двор.

Вот заглядывает под капот.

Так! Так-так-так! Что-то вот здесь, что-то вот в этом месте!

Инга снова прокрутила в голове замедленное кино: Ярослав улыбается, мелькнув в сумраке белыми зубами, открывает калитку, заходит…

Открывает калитку, заходит…

Открывает калитку…

Ну да! Вот же оно! Вот оно!

Как он сумел открыть калитку?! Легко, одним движением, даже не шарил рукой по дереву в поисках щеколды! У бабы Дуни все запоры на калитках с придурью, если не знать, как открывать, будешь минут десять сосновые доски ощупывать. А Ярослав отпер сразу. Так, словно он точно знал, где прячется щеколда и как поворачивать коварную пимпочку.

О-о-очень интересно.

7. Глава 7 Совершенно нормальная ненормальность

Проснулась Инга от тихого, вкрадчивого шуршания.

— А ну прекрати! — рявкнула она, совершенно не удивившись. — Положи телефон, паршивец!

Крохотная фигурка, восседающая на столе, прижав к пухленькому меховому пузику «Самсунг», пискнула, уронила добычу и с топотом бросилась прочь.

— Совсем обнаглел, — буркнула Инга, переворачиваясь набок. — Распустила тебя баба Дуня.

Ничего странного в ночном визите вороватого домового она не видела. Знание о том, что это именно домовой, тоже было совершенно нормальным.

Повозившись под слишком жарким плюшевым одеялом, Инга выставила в темноту голые пятки, медленно вздохнула и снова уснула.

Утром Инга подтащила к себе пиликающий телефон и мутными сонными глазами уставилась на будильник. Восемь тридцать. Десять минут на душ, десять на кофе и еще десять — на приятную, но совершенно бесполезную прогулку по двору. Посмотреть на помидоры, постучать пальцем по тыквам… А потом на работу. Отличная штука удаленка!

Отмеривая в джезву кофе, Инга вспомнила события прошлой ночи и удивилась. Но удивилась не домовому, он по-прежнему ощущался совершенно обычным, а собственной заторможенной реакции.

Живой домовой! На расстоянии вытянутой руки! Пытается стибрить ее телефон!

Нормальному человеку не может быть все равно. Просто не может.

Но внутренний голос внутри головы утверждал, что может. Очень даже может. Никаких аргументов внутренний голос не приводил — и все-таки был убедителен, как закон всемирного тяготения. Подброшенный камень падает вниз, домовые воруют вещи. Все так и есть. Точка.

Тот же до крайности убедительный голос нашептал следующую мысль — и Инга, наполнив керамический соусник молоком, задвинула его за холодильник.

Новое знание плескалось в ней, как теплая вода в кувшине. Мир неуловимо изменился, стал ярче, светлее и мягче, наполнился тихими шепотами и нежными переливами света.

Коробка. Все дело в коробке. Бабушка Дуня была ведьмой — теперь Инга знала это, видела так же верно, как видят на небе солнце. Она была ведьмой — и передала свой дар Инге. Вот почему нужна была кровь, вот почему в коробке был весь этот странный хлам.

Именно так бабка привязала Ингу к себе, протянула на мгновение ниточку через смерть, чтобы поделиться последним — и самым важным.

Теперь Инга тоже была ведьмой. И это было… ну… в общем, нормально.

Медленно ступая, чтобы не расплескать кофе, она вышла во двор и села на крылечке. Оглушительно дребезжали воробьи в кустах сирени, гудел над алыми штандартами мальвы шмель, шелестела листва. Ветер, подхватив серую горстку пыли, понес по двору, закрутил волчком — и на мгновение в смерчике проглянуло крохотное длинноносое личико. Шишок ухмыльнулся Инге, подмигнул черным цыганским глазом и снова рассыпался в прах.