Все встали вокруг нас и с волнением наблюдали за игрой. Когда на кону стоит нечто большее, чем деньги, интерес к происходящему вырастает в разы.

Граф попросил еще карту. Мои руки дрожали больше, чем руки игроков, когда я выполнял просьбу.

Ланжерон взглянул на получившийся набор и впервые за вечер улыбнулся.

– Похоже, я завтра выживу, господа, – карты одна за другой легли на стол.

Туз, валет и девятка – двадцать девять очков! Перебить такое вряд ли удастся даже везунчику Байковскому.

– Тимирязев, кто тебя сглазил? – засмеялся мой друг. – Ты мне накидал одних крестов!

Он также вскрылся, и мы увидели шестерку, даму и туза. Все крестовой масти!

Мне стало не по себе. Не столько от проигрыша друга, сколько от вида крестов на лощеной бумаге. Учитывая то, что стояло на кону, выглядело это достаточно зловеще.

– Двадцать шесть очков, Александр Федорович, – констатировал Байковский. – Я проиграл. Так что завтра, после взятия крепости, вы получите свои часы.

– Если вы погибнете, – уточнил Ланжерон.

– Безусловно, если погибну. Как и еще двое из нас. Помните?

– Да, вы достаточно ясно изъяснялись, – нахмурился де Линь.

– Что ж, думаю, нам всем пора отдохнуть. – Байковский с неизменной улыбкой на губах встал и поднял бокал. – Пусть земля будет нам пухом!

* * *

– Ты не в своем уме!

Мы шли с Байковским по лагерю. Дождь перестал, утих и ветер. Свет частых костров хоть немного разгонял давящую на плечи темноту. В нескольких верстах чернел Измаил. Неприступная громада, которую надлежало взять, во что бы то ни стало! И под ее стенами должен был произойти последний акт разыгравшейся в палатке Ланжерона трагедии.

– Почему? – Байковский старался говорить весело, однако в его голосе мне послышалась грусть.

– Ты устроил дуэль с самой смертью!

– Дуэль со смертью? Тимирязев, чертов ты поэт! – хохотнул мой друг. – Только ты мог такое сказать! Хорошо, пусть будет дуэль со смертью. Я все равно выйду победителем в этом поединке. А костлявая стерва пусть меня сторонится.

– Откуда такая уверенность?

Байковский остановился, посмотрел на редкие огни, освещавшие крепость.

– Помнишь цыганку, к которой мы бегали на учебе в Москве? – спросил он.

– Кривоногая шлюха? – я мысленно поблагодарил ночную тьму, скрывшую румянец на моих щеках.

– Она самая, Флорика. Как есть кривоногая шлюха, дай ей Бог здоровья! Чертовка умела многое, да и цену не ломила, – Байковский довольно улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям о днях молодости. – Но я к ней бегал не только, чтобы юбку задрать. Флорика гадала мне. И сказала, как я умру.

– О, Господи! – вскинул я руки. – Ты в это веришь?

– Конечно. Однажды она обмолвилась, что меня вызовут на дуэль, за неделю до того, как это произошло.

– Весомый аргумент! Да ты дрался на дуэлях чуть не каждый день. Сложно было промахнуться! И что же она тебе предсказала?

– Что я погибну в бою. От руки русского солдата.

– Это невозможно! – недоверчиво покосился я в сторону костров, за которыми, тихо переговариваясь и смеясь, сидели казаки, гренадеры, мушкетеры.

– Ты прав, мой друг! Это невозможно, пока мы сражаемся с турками. Поэтому я и поставил на кон жизнь. И поэтому именно я выиграю дуэль со смертью!

– Ты неисправим, – поневоле улыбка тронула мои губы.

Байковский достал выигранные в этот вечер часы.

– Совершенно верно! И не вижу причин, чтобы меняться. Кстати, у нас есть немного времени, чтобы вздремнуть. Советую это сделать. День будет длинным.

Я кивнул и еще раз посмотрел на стены крепости. Крепости, которую Суворов поклялся взять, хоть это было и невозможно. Крепости, одним своим видом внушавшей трепет и заставлявшей сомневаться в собственных силах. Крепости, под завязку забитой турками. «Армейской крепости». Ордукалеси.