“На неё наслали болезнь, Аленушка, – ответила Ярослава, нахмурившись, – Порча это, видать. Кто-то зла Марфе пожелал. Но я постараюсь ей помочь. Не плачь, милая, мы будем бороться”. Она попросила Аленку принести воды и чистую тряпку. Затем достала из своей сумки бережно хранимые сушёные травы – зверобой, ромашку, шалфей – и принялась готовить отвар, словно совершая древний, священный ритуал.

Пока отвар заваривался на медленном огне, Ярослава шептала над ним древние заговоры, молитвы, слова, дошедшие до неё из глубины веков, прося духов природы о помощи, о милости, о исцелении. Когда отвар был готов, Ярослава, осторожно поддерживая Марфу, дала ей несколько глотков. Женщина закашлялась, словно отплёвываясь от болезни, но немного оживилась. Ярослава приложила к её груди компресс из трав, прошептав еще несколько тихих, утешительных слов.

Долго, очень долго Ярослава не отходила от Марфы, наблюдая за её состоянием, словно сторожевой пёс, охраняющий вверенную ему территорию. К утру женщине стало немного лучше, дыхание выровнялось, стало более ровным и спокойным, а на щеках проступил слабый румянец, словно робкий луч солнца пробился сквозь тучи. “Спасибо тебе, Ярослава, – прошептала Марфа, глядя на девушку с благодарностью, – Ты спасла меня, детонька. Как я тебе отплачу?”

“Не я, Марфа, а лес, – ответила Ярослава, скромно потупив взгляд, – Это он дал мне силу вылечить тебя. Это он подсказал, какие травы нужны”. Но, покидая избу Марфы и возвращаясь домой под свинцовым небом, Ярослава чувствовала не радость, а тяжёлую, сосущую тревогу. Она понимала, что болезнь Марфы – это лишь предвестник, лишь капля в море бед, обрушившихся на Древлягу. Что тьма, о которой говорил Велеслав, крепчает, словно голодный зверь, и что остановить её будет нелегко.

Ей вновь вспомнились слова князя о её связи с лесом, о крови древних богов, текущей в её жилах. Неужели это правда? Неужели она, простая травница, действительно способна противостоять этой нарастающей, всепоглощающей тьме? Она чувствовала себя маленькой, слабой, беззащитной перед лицом надвигающейся опасности, словно былинка в бушующем море.

Придя домой, она застала бабушку Анисью сидящей у печи. Старуха, сгорбившись, смотрела на пляшущие языки пламени, словно пыталась разглядеть в них ответы на мучающие её вопросы. “Что случилось, внученька?” – спросила она, не оборачиваясь, словно чувствовала присутствие Ярославы.

“В деревне беда, бабушка, – ответила Ярослава, опускаясь на лавку рядом с ней. Голос её звучал устало и надломленно. – Болезни, неурожай… Кажется, что на нас навели порчу. Люди на князя косятся”. Анисья вздохнула, тяжело, словно поднимая неподъёмную ношу. “Я знала, что так будет, – проговорила она, глядя на Ярославу с тревогой, – Князь Велеслав принёс с собой тьму. Он разбудил древнее зло. И остановить его можешь только ты”.

“Но я не знаю, как, бабушка!” – воскликнула Ярослава, отчаяние сдавило ей горло, перехватывая дыхание. – “Я всего лишь простая травница! Что я могу сделать против такой силы?”

Анисья взяла её руку в свою, её ладонь, сухая и морщинистая, словно кора старого дерева, но теплая и надежная. “Ты не простая травница, внученька, – сказала она, глядя Ярославе прямо в глаза, – В тебе течёт кровь наших предков, древних волхвов и ведуний. Ты связана с лесом, ты чувствуешь его силу. И ты должна использовать эту силу, чтобы защитить нашу деревню, защитить свой народ”.

“Но я боюсь, бабушка, – прошептала Ярослава, слезы навернулись на её глаза, – Я боюсь, что не справлюсь. Я боюсь, что тьма окажется сильнее меня”.