Лунарий находился между двумя из трех притоков устья священных вод Ицхиль Хвироа. Северным и центральным. В тихие ночи можно было услышать журчание обеих водных потоков. Шепот вод очищал сознание и душу, стоило только прислушаться к нему. Сегодня, однако, сильнее доносился поток лишь одной, но и его благоговейное звучание было усладой для ушей.

Их лошади направились от лунария сразу на юг, ближе к землям, принадлежавшим ее отцу и их семье. За водами северного притока расположились уделы, дарованные народу анваров. Территорию же между ними делили обложенные глиняными домиками житницы их подданных и виноградные поля и сады с выложенными из деревьев домиками анварских крестьян. Тут, чаще прочих мест, простолюдины чего-то не могли поделить. И ровно по той же причине, Раид Шайхани, ее господи-отец, не любил отпускать ее с матерью в лунарий на это место одних. «Мало ли, что придет в голову этому люду безбожников», заявлял он.

Дядя Саиф предлагал обустроить у поместья собственный, небольшой лунарий для молебнов, чтобы не подвергать их опасности, но дальше разговоров это дело не зашло. Аайя не видела смысла так боятся и переживать из-за этого. Священные воды, некогда оросившиеся кровью Ицхиль хранят ее верных последователей. Какие бы безбожники не пытались заселить эти наделы, правда всегда будет на стороне ицхилитов. Вечность не отвернется от них.

Оглянувшись на блестящие голубой рябью потоки реки вдалеке, Аайя вдохнула свежего ночного воздуха, подняв взор к небу, благодаря Вечность за еще один прожитый день.

– Сегодня здесь может быть небезопасно, – прошептал Гиацинт своим мягким, писклявым тоном, впалыми глазами исподлобья рассматривая путь впереди. – Господин уверял меня в этом, – без лишних слов покосился скопец на стражников, сопровождавших их.

– Езжай вперед, – заявил один из солдат другому, – проверяй дорогу.

– Господин-отец переживал, что на нас могут напасть? – скромно обратилась к евнуху Аайя. – Неужто анвары будут столь вероломны?

– Они оказались достаточно вероломны, чтобы пустить в воспитанника вашего господина Саифа болт из арбалета, – прошептал Гиацинт. Аайе вспомнились крики и стоны мужчины, когда его, раненого, притащили домой. Мать запретила ей глядеть, но его крик, словно вживую, прошелестел в воздухе, заставляя спину Аайи покрыться мурашками. – Именно он и настоял перед вашим отцом, что нельзя оставлять вас одних.

– Это приказал дядя Саиф? – тихо спросила Аайя. Дядя всегда был человеком верным, но подозрительным. Это было в его духе.

– Ваш господин-дядя негодует, – выдавил скопец, одергивая уздцы коня, чтобы тот держался наравне с конем Аайи. – Он умер. Как я и предупреждал.

– Нарим?.. – спросила девушка, хотя и знала, что ответ будет «да».

– Жестокая вечность не услышала шепот ваших молебнов, – безынтересно проскрипел голос скопца. – Впрочем, как и всегда.

«Он всего лишь евнух», подумала Аайя, «лишенный мужского начала, а с ним и своего замысла, как творения. Покуда ему знать.»

Вражда среди детей Ицы была грустной правдой жизни. Унаследовав грехи первейшей из творений, разделенные языками, обычаями, культурами, людской род пребывал в постоянной распре. Саийицава говорила, что рано или поздно все достойные народы соберутся под знаменами Дочери Лун, выступив против греха и зла. Унаследуют свое место в Вечности. И, как и всякая покорнейшая из последователей Ицхиль, Аайя молилась о приближении этого дня. Однако, лишь Вечность в своем бескрайнем взоре знает, когда он наступит. Лишь Вечности открыты прошлое, настоящее и будущее. И лишь ей решать, когда наступит Обещанный день. Для нее время, что эта река, вдоль которой сейчас лошадь несла Аайю. Но в отличие от всемогущей Вечности, девушка не могла остановить эту реку и повернуть ее вспять.