И тут в моем уме возник образ, на фоне которого эти смутные угрозы и сумрачные фантазии показались пустыми и незначительными. Как я сказал, я рассматривал различные следы на дороге – и вдруг мое любопытство сменилось неподдельным ужасом. Ибо, хотя неясные следы на песке были плохо различимы и накладывались друг на друга, мои зоркие глаза поймали некоторые детали там, где от проезжей дороги ответвлялась дорожка к дому. И я тотчас осознал – без сомнения или надежды – пугающее значение этих деталей. Увы, не зря я часами разглядывал высланные мне Айкли фото со следами клешней Пришлых! Я слишком хорошо помнил отметины этих ужасных чудовищ и ту странную неопределенность направления их движения, отличавшую от всех прочих земных существ. И здесь не было ни малейшего шанса на спасительную ошибку, ибо моему взору предстали объективные доказательства: три свежих, оставленных всего несколько часов назад, жутких следа, отчетливо видневшихся среди множества отпечатков башмаков, ведущих к дому и от дома Айкли. Это были богомерзкие следы клешней живых грибов Юггота.

Я с трудом сдержал вопль ужаса. В конце концов, разве я не ожидал увидеть здесь нечто подобное, коль скоро я на самом деле поверил всему, о чем писал мне Айкли? Он сообщил, что заключил мир с тварями. Тогда стоит ли удивляться, что они навещали его? Но мой ужас был сильнее доводов рассудка. Да и кто из людей смог бы сохранить спокойствие, впервые в жизни воочию увидев реальные отпечатки клешней живых существ, прилетевших на Землю из глубин космоса? И тут я заметил, что Даннет, выйдя из дома, быстро шагает ко мне. Следует, подумал я, хранить спокойствие – есть вероятность, что этот субъект ничего не знает о глубоких и страшных погружениях Айкли в запретные сферы.

Мистер Айкли, поспешил уведомить меня Даннет, рад моему приезду и готов со мной встретиться, но внезапный приступ астмы не позволит ему в ближайшие день-два в полной мере выполнять функции гостеприимного хозяина. Эти приступы он переносит очень тяжело, и они всегда сопровождаются изнуряющей лихорадкой и общим недомоганием. В такие периоды он чувствует себя неважно и может разговаривать только шепотом; вдобавок ему трудно передвигаться по дому: у него распухают суставы на ногах, поэтому ему, точно страдающему подагрой старику, приходится их плотно перебинтовывать жгутами. Сегодня мистер Айкли совсем плох, поэтому я буду предоставлен сам себе; но тем не менее он готов к разговору. Я найду его в кабинете слева от зала. Даннет предупредил, что в комнате мистера Айкли плотно затворены жалюзи: в период обострения болезни ему необходимо избегать солнечного света, на который его глаза очень болезненно реагируют.

Простившись со мной, Даннет сел в автомобиль и уехал, а я медленно зашагал по дорожке к дому. Дверь была приоткрыта, но прежде чем переступить порог, я внимательно огляделся, пытаясь найти объяснение овладевшему мной ощущению какой-то неосязаемой странности этой фермы. Сараи и амбары выглядели как обычные сельские постройки, а в просторном открытом гараже я заметил старенький «форд» Айкли… И тут я нашел объяснение не покидавшему меня странному ощущению: дело было в гнетущей тишине. Обыкновенно на ферме всегда царит какофония звуков, издаваемых живностью. А тут – ничего! Ни кудахтанья кур, ни лая собак. Айкли писал, что у него есть несколько коров, – ну, коровы могут быть сейчас на пастбище; собак он, должно быть, продал. Но полное отсутствие каких-либо звуков вообще показалось мне в высшей степени необычным.

Не став задерживаться на дорожке, я решительно распахнул дверь и, войдя в дом, плотно закрыл ее за собой. Для этого мне пришлось сделать над собой усилие, и теперь, за закрытой дверью, я на секунду ощутил поползновение тотчас сбежать. Не то чтобы я заметил какие-то зловещие знаки; наоборот, со вкусом обставленный элегантный холл в позднем колониальном стиле радовал глаз, и я не мог не поразиться утонченному вкусу его хозяина. Но мне захотелось поскорее убраться отсюда из-за чего-то почти неосязаемого и неопределенного. Возможно, дело было в неприятном запахе, который сразу ударил мне в нос, – хотя я вполне привык к характерному духу затхлости, витающему даже в хорошо сохранившихся старых фермерских домах.