– Царство Господа? А как же Пол Хьюстон?

– Замыслов Господа нам не дано понять. Мы не можем знать причин, но мы знаем, что Бог не допустил бы преступления…

– Да? Несчастный случай, – с сарказмом произнес Джек.

– Именно, сын мой!

– Сэр, значит, мне нужно смириться. Всю жизнь провести в этом городе, жить с … с нелюбимым человеком. Не это ли грех, святой отец?

– Грех? Это служение делу Бога, молодой человек. Наши предки – первые колонисты на эту землю прибыли еще в вначале шестнадцатого века, и с тех пор мы охраняем… – Он замялся. – Джек, мальчик мой, прошу тебя, будь терпеливым. Ты не можешь наделать глупости. Все гораздо серьезнее, чем может показаться. Это не религиозный фанатизм, как ты сейчас думаешь. Уверен, ты осознаешь свою значимость. Полюбишь Рейчел, ведь она так прекрасна, как богиня! Если б ты знал, что тебе завидуют все мужчины нашего города!

– Отец Сэмуил, вы не ответили, что вы охраняете!

– О, всему свое время. Джек, я так люблю тебя и так хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Ты можешь пообещать мне кое-что?

– Что? – Хмуро бросил парень.

– Пообещай беречь себя. Умоляю, не гоняйте на серпантине по ночам. Ведь если с тобой произойдет несчастье, ты не представляешь, какую катастрофу это за собой повлечет.

– Какую, – усмехнулся Джек – Или это тоже великая тайна!

– Не смейся. Все серьезнее, чем ты можешь вообразить! В манускрипте написано: огненная река выйдет из берегов, если главный хранитель погибнет, и погубит все живое намного миль вперед. Ее гнилостное смертоносное дыхание проникнет в каждого, до кого сможет дотянуться. Они изменятся и откроют дорогу злу, ожидающему своего часа.

– Ага, понятно. Я буду главным хранителем… – Джек сел за стол. – Не понимаю, почему я это слушаю, бред какой-то…

– Прошу не богохульствовать в моем присутствии, сын мой, – священник перекрестился и сурово уставился на Джека.

Вой стих. Видимо Эрни ушел, и теперь тишину нарушало лишь чириканье воробьев, доносившееся из открытого настежь окна.

– Простите, отец Сэмуил. Не хотел вас оскорбить. Ну, мир? – Джек улыбнулся неотразимой улыбкой, благодаря которой многие прощали ему бестактность, а иногда и явную грубость, тут же забывая резкость и обидные слова. Исключением не стал и святой отец. Он облегченно вздохнул и, подойдя к Джеку, похлопал его по плечу:

– Я так рад, что ты меня понял, мальчик мой, благослови тебя Господи! – Он перекрестил Джека. – Так ты обещаешь вести себя осторожно?

– Обещаю, святой отец…

– Превосходно! Давай-ка выпьем еще чайку? Не откажешь старику в его просьбе, – не дожидаясь ответа, священник скрылся в маленькой комнатушке, готовя чай.

– Святой отец, матушка Афения хочет говорить со мной об ордене?

– Вот чего не могу сказать, так этого! Ты же знаешь, она не посвящает нас в свои планы. Кстати, матушка очень расстроилась, что так и не смогла повидать тебя. Но думаю, на игру она обязательно приедет, тогда вы и встретитесь?

– Замечательно, – без энтузиазма пробормотал Джек. Разговаривать с этой особой желания не возникало.

– Святой отец, можно у вас спросить?

– Конечно, Джек!

– Почему монастырь «Плача» закрыт? Никто не смеет прийти на встречу с близкими. Помолиться с ними.

– Для молитвы существует святой храм, – сухо сказал отец Сэмуил. – А монастырь для невест христовых, и видеть их никто не должен. Они уходят, отрекаясь от суетного мира, принимая обет. У них нет больше родственников, лишь Господь.

– Почему? Разве это не жестоко? Почему нельзя навестить родителям, например, Елизу Питт, которая в прошлом году, сразу после школы ушла туда. Неужели ее никто больше не увидит?