– А звания «говнюка» нет на подушке?
– На какой подушке, алкаш?
– Которую понесут за тобой, великим и известным…
– Опять ты…
– Всё, вернемся…
Авгурия проснулась, чмокнула и снова заснула, ох, это классика.
– Старик, ты пишешь всю жизнь, известный поэт, а чувство удовлетворения наступило?
– Ну…
– …Или мы тут все уже импотенты, в широком смысле этого слова?
– Что ты всё хамишь?
– Хорошо, я – импотент, а ты – девственница, у тебя все изнасилования и творческие подъёмы – впереди.
– Что тебя так волнует эта тема?
– Тема творчества?..
Опять пьют, задумались, Жирафов думает о женщинах, Друкпер – о чём, мы не знаем; следует признать, что Жирафов затронул острую проблему – нужно ли писать (некоторые говорят – творить) дальше, если как мужчина ты уже не нужен бабам. На этом сломались многие – Шекспир и старина Хэм, Вальтер Скотт и Л.Н. Толстой (с.р.л.), например. Да… нужно выпить…
Долгая пауза.
– Ты, наверное, слышал о том, что в Германии собираются переиздать «Майн Кампф»?
– Гитлера?
– Да, написано Гитлером.
– Надеюсь, что новое издание будет без картинок. (Пауза) Чтобы не привлекать неграмотных. Шучу. Не удивлюсь, если спустя какое-то время этот опус издадут в виде комикса или мультика.
– Тебе не кажется всё это странным.
– Кажется, и уже давно. Но я верю в будущее
– И?..
– Всех рассудит, покарает Господь Бог. И вашим Гитлером будут разжигать костры, чтобы согреться.
– Какое же место займет твоя книга?
– Достойное. На ней будут сидеть, чтобы не было простатита и геморроя.
– И для книги ты считаешь это достижением?
– Мы говорим о далеком будущем, где и критики, вроде тебя, тоже будут нуждаться в тепле. Книги живут вместе с людьми, и последние не все – хорошие персонажи.
– Да, я понял, что литературные критики – не самая лучшая часть человечества.
– Если они хвалят, они – хорошие. Если поливают грязью, значит, тяжело больны, гниды и полуфашисты.
– Спасибо за разъяснение. Имей в виду, твоя книженция мне очень нравится.
– Значит, ты – хороший человек.
– Мне остается только поцеловать твою руку.
– На! – протягивает руку.
Друкпер еле стоит на ногах, целует руку, Жирафов обрабатывает место прикосновения антисептиком (виски). Они, в дымину пьяные, целуются взасос, как старые друзья.
Занавес.
Небольшое продолжение, придуманное А. Жирафовым.
– Благодарный читатель ждет от тебя новых творений.
– Они уже идут. Так, скоро выйдет в свет документально-художественная повесть для юношества и зрелости «Четыре сбоку…», посвященная одной тайной миссии в джунглях Индокитая.
– Что-что?
– Теперь пришло время, то есть вышло время секретности, и можно сказать правду. Ох, боюсь, некоторые головы в Генштабе и ЦРУ полетят, Обама может уйти в отставку…
– В нашем Генштабе?
– Не в вашем, а в нашем. И Обама – не наш, а ваш…
– И сколько прошло времени с того момента?..
– Почти полвека, но воспоминания рвутся к людям. Тем более, что миссия тайная только потому, что о ней никто не знал и не догадывался, что она тайная.
– Да, весьма интересно…
Опять занавес.
Возникает Шекспир…
И чуть поодаль – тень отца Гамлета… С книгой в руках… И виски… Люди, любите поэтов в себе, и обрящете…
Из цикла «Назидательные зоологические и физиологические сказки»
Некая уховертка поступила на службу в детский сад няней-воспитателем. Дети в этом саду, обливаясь слезами, мечтали поскорее поступить в школу, армию, институт, на работу, стать космонавтами, уйти на пенсию и прочее.
Потом выяснилось, что у няни было тяжелое детство – мама и папа тоже были уховертками. То есть пошла по семейной линии. А что делать детям?
Кобра с нескрываемой неприязнью смотрела на поросшую редкими рыжими волосами белую попу сахиба, что закрывала полнеба. Уже не сдерживаясь, кобра плюнула, попа рухнула, кобра подохла от удушья.