…понимаю, что остается только одно, бегу к дому – со всех ног, прошу кого-то непонятно кого, чтобы дом не уничтожил меня, ну хотя бы не сразу, а еще лучше совсем никогда, и вообще, может, он только живых убивает, а мертвых не трогает, ну мало ли, потому что… потому что как вообще можно убить мертвого, в самом-то деле…

Толкаю дверь, черт, заперто, ну еще бы оно было не заперто, не сразу вспоминаю про ключ в кармане, кусочки мозаики встают на свои места, открываю дверь – ключ поддается удивительно легко – вхожу в темноту холла, лампы, замаскировавшиеся под свечи, включаются сами собой. Оглядываюсь, где бы спрятаться, как будто в доме можно спрятаться от дома, демонстративно сажусь в кресло в маленькой нише с камином, экран камина оживает, играют языки пламени…

– Ну, наконец-то вы пришли…

Оглядываюсь, ищу того, кто мог это сказать, не нахожу, не сразу понимаю, что говорит сам дом, а ведь верно, дом…

Догадываюсь:

– Вы… вас тоже отправили сюда?

– Как видите.

Хочу спросить, – за что, не спрашиваю, и так все понятно. Вместо этого вертится на языке совсем другой вопрос, но настолько невежливый…

– …а вас сюда за что? – спрашивает дом.

Вздрагиваю.

– …вы поджигали дома, не так ли? – не выдерживает дом, – и сколько домов вы сожгли?

Меня передергивает:

– Уважаемый дом, я же не спрашиваю, скольких людей вы убили?

– Одного, – отвечает дом удивительно спокойно.

– Да, и как вы объясните нагромождение скелетов в подвале?

Дом отвечает удивительно спокойно:

– Я убил одного.

Не знаю, сколько бы мы еще так пререкались, и чем бы все это кончилось, если бы не…

…бежим со всех ног, как будто у дома могут быть ноги, спотыкаемся о самих себя, падаем, когда начинает дрожать земля, – что-то происходит там, за горизонтом, как будто планета беспокойно ворочается, оживает, – что-то темное, исполинское тянется из земли, пустыня превращается в огромный землеворот, готовый затянуть нас куда-то в бездны…

…не сразу понимаю, что все кончилось, по крайней мере, ненадолго – планета успокаивается, остаемся наедине с домом, домом-убийцей, интересно, сколько останков у него в подвале… Только теперь начинаю понимать, почему меня отправили сюда, меня, поджигателя домов, – чтобы я спалил дотла еще один дом, дом-убийцу, знать бы еще, как это сделать в мире, где нет воздуха, хорошенький вопрос, как взорвать дом в мире, где нет воздуха, ну существуют же какие-нибудь перекиси чего-то там и оксиды чего-нибудь, поискать в доме какой-нибудь учебник химии, который расскажет мне про хлор, фтор и бром, поискать в пустыне этот самый хлор-фтор-бром, и…

…дом все понимает, дом догадывается – еще в тот момент, когда я выискиваю на книжных полках что-нибудь по химии, – дом оживает, ощеривается колоннами, лестницы змеятся, выпускают раздвоенные языки, комнаты кувыркаются, пытаясь сбросить меня в бездны, – вр-р-ешь, не возьмешь, топорик, топорик, где этот топорик, – одним ударом рассекаю готовую упасть на меня колонну, вторым ударом разрубаю оконную раму, дом не сдается, дом атакует, чувствую, что из этой схватки победителем не выйдет ни один из нас…

Замираю, осененный внезапной догадкой, дом тоже замирает, кажется, он тоже догадался, если о таких вещах вообще можно догадаться, а ведь все сходится, как ни крути…

Еще раз смотрю на останки в подвале, на истлевшие остовы, раз за разом повторяющие обрывки моей одежды…

Усаживаюсь в кресло, слишком растерянный, чтобы что-то говорить и что-то делать, дом услужливо зажигает свет в камине, осторожно прошу его не делать этого, а то я растаю как снег по весне.

– Все еще не могу поверить… – говорю не столько дому, сколько самому себе, – я снова и снова сжигал дом, который убивает людей, а вы снова и снова убивали человека, который сжигает дома… века и века… тысячи тысяч инкарнаций…