В перерывах между этими кошмарами наяву её сознание возвращалось к одной мысли: завтра. Завтра ей придётся принять решение. Или…

Или выбор уже сделали за неё.

Лили открыла глаза. Утро встретило ее неестественной тишиной – даже шумные голуби, обычно копошившиеся под ее окном и будившие ее своим воркованием, сегодня молчали. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь узкую щель в деревянных ставнях, медленно полз по облупившейся стене, освещая миллионы частиц пыли, танцующих в воздухе. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к собственному прерывистому дыханию, к учащенному стуку сердца, которое, казалось, вот-вот вырвется из груди. Желудок пустым узлом сжался от голода, но мысль о еде вызывала приступ тошноты. Даже представляя аромат кофе, обычно бодрящий ее по утрам и наполнявший энергией, сегодня казался отвратительным, вызывая лишь новый спазм в горле.

"Это был просто кошмар", – прошептала она хриплым голосом, проводя влажной ладонью по липкому от пота лицу. Кожа была холодной и влажной, как после ледяного душа. Но когда она, с трудом заставив себя подняться, начала собираться на работу, надевая поношенные джинсы с выцветшими коленями и простую белую футболку , взгляд неожиданно упал на маленький прямоугольник у порога.

Крошечный конверт.

Такой же, как вчера – плотная, дорогая бумага с шелковистой текстурой, которая приятно холодила пальцы, когда она взяла его в руки. На этот раз там была только одна фраза, выведенная тем же изысканным каллиграфическим почерком: "Время идет, Лили". Буквы слегка поблескивали на свету, будто чернила были смешаны с настоящей золотой пылью, оставляя на кончиках пальцев едва заметный блеск.

Она сжала конверт в кулаке, дорогая бумага хрустнула, поддаваясь давлению. Затем резким, почти яростным движением швырнула его в металлическое ведро для мусора, где он ударился о дно с глухим стуком. Но слова уже врезались в память, как острый нож в мягкое дерево, оставляя после себя незаживающую рану.

Кафе "Alba Mattina" встретило ее привычной утренней суетой. Звон хрустальных бокалов, шипение вспененного молока, смешанные голоса клиентов – все это слилось в знакомый гул, который обычно успокаивал ее. Лили автоматически включилась в работу: наполняла кофемашину свежими зернами, раскладывала теплые круассаны на фарфоровые тарелки, тщательно протирала стойку влажной тряпкой. Монотонные, доведенные до автоматизма движения успокаивали, почти заставляли забыть вчерашний ужас. На какое-то время она даже расслабилась, заставляя уголки губ подняться в натянутой улыбке для постоянных клиентов, перекидываясь парой ничего не значащих слов с коллегами.

Смена близилась к концу, и Лили чувствовала, как усталость накрывает ее тяжелой волной. Обычно в такие моменты она мечтала о мольберте и красках, но сегодня у нее не было даже сил думать о рисовании – единственном, что всегда приносило ей утешение.

Но когда после шести вечера она вышла в зал с подносом грязной посуды, ледяная волна страха накрыла ее снова, сбивая дыхание.

Зал был пуст.

Все столики – опустели в одно мгновение, будто по какому-то невидимому сигналу.

Лили замерла, поставила посуду на стойку с глухим стуком и огляделась, машинально вытирая влажные от мыльной воды руки о хлопковый фартук. Внезапно раздался металлический щелчок – слишком знакомый, слишком четкий, чтобы его можно было спутать с чем-то другим. Звук взведенного курка, от которого кровь стынет в жилах.

Она медленно подняла голову, словно боялась увидеть то, что ждало ее за стойкой.

За стойкой стоял Сильвио, хозяин кафе. Его обычно румяное, добродушное лицо было серым, как пепел от сигареты, а капли пота стекали по вискам. Рядом – огромный мужчина в черной шелковой рубашке, настолько широкоплечий, что казался квадратным, как шкаф. Его массивная ладонь с короткими толстыми пальцами, украшенными массивным золотым перстнем, держала пистолет с длинным стволом, который был плотно прижат к виску Сильвио.