- А почему в город не уехал?

- А зачем? Что в городе-то вашем? Я бы в армию пошёл, да не взяли. Сначала за бабкой ходил, потом болячку нашли…

- Ты сирота?

- Чегой-то? Батя есть… Вернулся вот, - Люська смачно сплюнул.

Маша вздрогнула, подумав, что зря она пошла с этим парнем непонятно куда.

- Откуда вернулся? Куда-то ездил? – вяло поддержала разговор, исподволь следя за тем, что происходит вокруг и на каком расстоянии от них жилые постройки.

- Из тюрьмы. Сидел он.

Маша остановилась как вкопанная. Плечи Люськи опустились, но через секунду парень распрямился и с вызовом посмотрел на Машу.

- Что, в падлу теперь со мной общаться? Чего молчишь?

Маша пожевала нижнюю губу и взяла из его рук верёвку. Коза затопталась на месте и вдруг задрала белоснежный хвост, из-под которого градом посыпался помёт.

- Вот ё-моё! – хмыкнул Люська.

- Мой отец тоже… того… сидел, - Маша отвела глаза.

До реки они дошли минут за пятнадцать, не проронив больше ни слова. Берег был высокий, больше трёх метров, рваный, с торчащими корнями берёз и сосен. От воды действительно тянуло холодом, и даже комары здесь были прожорливее и злее. Маша моментально закрутилась на месте, отбиваясь от полчищ кровожадных тварей.

- На вот, рубашку мою накинь! – Люська стащил с себя одежду и укрыл Машины плечи. От ткани пахло деревянной стружкой и бензином. – Вот видишь, какой вид? – Люська протянул руку, указывая на другой берег, где за живописный лес садилось солнце. – Цвет какой, а? – Он замер, вглядываясь вдаль.

Маша скользнула взглядом по его рельефным рукам и груди в вырезе майки и тоже посмотрела на раскинувшийся пейзаж.

- Хорошее место. Если этюдник поставить вот сюда, - она указала пальцем на небольшую плешь метрах в трёх от них, - то перспектива откроется полностью.

В Люськиных глазах заплескалось уважение.

- Так это ж моё место! Я туточки и сижу обычно, когда рисую.

- Масло, акварель, гуашь, пастель? – Маша склонила голову, с интересом разглядывая Люську.

- Ну… У меня просто краски обычные. Как в школе рисовать начал, так и…

- Покажешь? – Маша почувствовала такой азарт, что он перебил всё её плохое настроение.

Люська радостно кивнул, но в ту же секунду сник.

- Батя дома. Я - сам-то на сеновале сплю, пока он здесь. Пьёт и буянит. Драться лез давеча. Рука не поднялась вломить. Другой-то родни нет - терпеть надо. Думал, может в город подастся, а кому он там нужен? Опять в какую-нибудь историю попадёт. Пусть уж здесь сидит. Прокормлю. Не пил бы только… Твой тоже пьёт?

- Нет, ты что. У меня отец очень хороший, добрый…

- Понятно, - Люська хлопнул себя по плечу, оставив кровавый след после комара. – Чего думаешь дальше делать? Вернёшься?

Маша поёжилась.

- Не хочешь рассказывать, не надо. Не дурак. С семейством Костяна знаком всю жизнь. Раньше они всё время здесь жили. Ну, до зимы так точно. Вот старик ихний…

- Их… - не удержалась Маша.

- Я так и говорю – старик ихний – дядька интересный. Я за ним подсматривал, пока пацанёнком был. Придёт сюда и ходит, ходит… Смотрит, рукой водит. Я думал, он больной какой-то. А потом узнал, что архитектор. И рисует ещё классно… У нас и картина есть евойная…

- Его… - эхом отозвалась Маша.

- Ага. Не знаю откуда. Может батя спёр? – хохотнул невесело.

«Маша!» - неслось из-за поля.

- Не охрип ещё Костька, - беззлобно заметил Люсьен.

- Отец у меня за драку сел, - тихо произнесла Маша. - Побил двоих - руку-ногу сломал… сотрясение мозга у третьего.

- За дело? Или по пьянке?

- За маму… она с вызова шла вечером, а они пристали. Мы тогда в городе жили, мама на «скорой» работала. Папа её встречал, ну и…